Андрей Троицкий - Звонок другу

Прыгнув к противнику, с разворота въехал ему в ухо. Водилу шатнуло в сторону. Он устоял на ногах, но потерял ориентацию в пространстве, а вместе с ней способность к сопротивлению. Димон снова ударил его. Мужчина опустился на асфальт, Димон, махнув прямой ногой, достал его ударом в подбородок. Финальная точка. Все кончено. Водила рухнул спиной на дорогу, открыл рот и протяжно застонал.

Наклонившись над ним, Димон ощупал карманы, нашел мобильник. Бросив трубку на дорогу, раздавил ее подметкой башмака. Чтобы, когда очнется, в ментовку не звякнул.

Через несколько секунд Димон затолкал Кота на заднее сиденье, сел за руль и рванул с места.

Леха Килла добрался до охотхозяйства, где егерем работал отец, когда позднее серенькое утро уже незаметно переродилось в такой же серый день. Иногда солнце, появляясь в просветах туч, зависало над лесом, бросая на землю негреющий свет. И снова пропадало. Моросил дождик вперемежку со снегом, влажный ветер дул с юга, принося с собой новые тучи.

В этой глухомани, на границе Тверской и Смоленской областей, было холоднее, чем в Москве. Леха выключил двигатель «субару», вытащил из багажника сумку и по извилистой тропке зашагал к дому егеря. Над старым домом, скатанным из круглого леса и крытым листовым железом, уже проржавевшим, поднимался серый дымок. Поодаль на взгорке стоял гостевой дом, где останавливались охотники. Двухэтажный, с резными наличниками, высокой мансардой, черепичной кровлей, в сравнении с охотничьей избушкой этот домина казался дворцом. Над крышей гостевого дома тоже вовсю пыхтела кирпичная труба с флюгером в виде черного кота. Егеря днем топили печь, значит, сегодня сюда должна приехать какая-то важная шишка, популять из ружья.

За Лехой увязалась серая овчарка с черной грудью. Собака помахивала хвостом, признав своего. По вымощенной плитами дорожке он дотопал до егерского дома, толкнул дверь, обо что-то споткнулся в темных сенях, прошел в комнату. Отец, одетый в старый свитер, продранный на локтях, ватные штаны и высокие ботинки армейского образца, сидел у печки.

Приоткрыв заслонку, грел у огня ладони. Видно, только вернулся из леса.

— Какими судьбами? — увидев сына, Владимир Николаевич поднялся с табуретки.

— Тебя решил проведать, — соврал Килла. — Как, думаю, ты тут пыхтишь. Надо бы заехать. И заехал. Для бешеной собаки сто верст не крюк. Даже двести.

Леха поставил на табурет спортивную сумку, вывалил из нее на стол батон сырокопченой колбасы, сосиски в целлофановом пакете и половину головки «Российского» сыра.

— Спасибо, — улыбнулся отец. — Но ты, наверное, забыл: у меня день рождения летом.

— Я все помню, — ответил Леха. — И еще одно дело наклюнулось. У тебя нет той микстуры, то есть настойки, которой я лечился в прошлом году. Ну, когда с дерева грохнулся и почки зашиб.

Леха путано наплел отцу, что на его друга Костю, возвращавшегося вечером домой, якобы напали какие-то придурки, видно, наркоманы, которым не хватало на очередную порцию дури. Вытащили бумажник, а его отделали. Теперь друг мучается с почками. А московские врачи — олухи и дармоеды. Выписали левые пилюли, и все лечение. Какой с этих врачей толк…

Владимир Николаевич кивнул, вышел в соседнюю комнату, вернулся с двухлитровой бутылью с серым осадком на дне. В бутыли плескалась коричневая жидкость, напоминающая перебродивший квас.

— По полстакана три раза в день. Она на спирту.

— Помню.

Леха бережно, как младенца, принял бутылку, завернул ее в газету и уложил в сумку. Когда перекусили московскими деликатесами, глотнули чаю, отец отошел к окну и долго разглядывал машину, на которой прикатил сын. Словно что-то вычислял про себя.

— Твоя? — снова усаживаясь за стол, спросил отец.

— Нет, — помотал головой Леха. — Костян дал к тебе съездить. Ну, тот самый мужик, которого хулиганы отделали.

— Костян дал, — как эхо повторил отец.

Его лицо без всякой причины вдруг стало печальным, а глаза тусклыми. Он сидел на табуретке, поставив локти на стол, и о чем-то думал. На его продубленном ветрами смуглом лице выступили пятна румянца.

— Тебе надо на работу устроиться, — сказал Владимир Николаевич. — На нормальную работу. Ты взрослый мужик. А болтаешься, как карась на уде. Никак не приткнешься.

Про работу отец поминал и в прошлый раз. И в позапрошлый. Он любит изрекать прописные истины: надо работать, надо учиться, надо стараться и стремиться. Только вопрос: кому нужны Лехины старания и стремления? Тошно все это слушать, но приходится. Килла редко видится с отцом, поэтому слушает эту муть, делая вид, будто мнение отца для него хоть что-то значит.

Владимир Николаевич мучается тем, что Леха без его отцовского глаза, без его помощи пропадет в Москве. Свяжется, а скорее, уже давно связался с людьми, которые сломают его молодую жизнь, как зубочистку. А отец месяцами безвылазно торчит здесь. Нет у него ни жилья в столице, ни московской прописки. После развода он просто затолкал шмотки в рюкзак и уехал к своей матери в Торжок. Проболтался там пару месяцев без работы, потом какой-то приятель помог устроиться здесь, в охотхозяйстве. Сколько лет прошло, как мать с отцом разошлись? Пять? Или семь? Бежит время. Точно уж не вспомнить.

— А что это за парни… Ну, с которыми ты… Которые тебе такую дорогую машину дают в нашу-то глушь ездить?

— Ты хочешь спросить, что они за люди? — Леха пожал плечами. — Ну, они обычные парни. То есть, они хорошие люди.

— Дай Бог, — отец вздохнул, понимая, что правды от Лехи все равно не добиться. — Ты ведь у меня единственный сын. Я не хочу, чтобы…

— Батя, не надо, — Леха прижал ладонь к сердцу. — Уши вянут.

— Нежные у тебя уши, — сказал отец. Помолчал и с показным равнодушием задал свой всегдашний главный вопрос: — А как мать?

— Ничего, не болеет, — ответил Леха, подумал секунду и приврал, решив, что отцу будет приятно это услышать: — Как раз на днях тебя вспоминала. Говорит: ты бы к отцу съездил. Мол, как он там. Беспокоится за тебя.

Отец вздохнул, сунул в рот папиросу и задымил. Сколько лет прошло. Неужели до сих пор он ее любит? Чудеса.

— Она беспокоится, — Владимир Николаевич усмехнулся и покачал головой. — А как ее мужик?

— Ничего, пока трактором не переехало, — усмехнулся Леха. — Чего с ним станется? Торгует на рынке тряпьем и сопит в две дырки. Собирается павильон арендовать в каком-то торговом комплексе. Но все денег не соберет. Большие взятки всем подряд совать надо. Такой уж город Москва, куда ни плюнь, попадешь во взяточника. А охотники когда приедут?

— Охотник, он один, уже тут, — ответил отец. — И водитель при нем. Машину за сарай отогнали, поэтому ты не увидел. Сейчас в гостевом доме сидят, в карты режутся. Отдыхают.