Андрей Троицкий - Звонок другу

Ошпаренный занял прежнюю позицию под козырьком подъезда. Случись чего, сверху его не увидят. Рама залез на водительское место, тихо захлопнул дверцу. Вставив заготовку ключа в замок зажигания на рулевой колонке, зацепил ее гаечным ключом, повернул. Тачка должна завестись, если, конечно, здесь не установлена еще одна противоугонная система. Щелчок. Рама выжал педаль газа. Никакой реакции, бумер даже не чихнул.

Точно, установлена вторая система. Значит, кнопка, отключающая ее, должна находиться где-то рядом, под рукой у водителя. Ни хрена не разглядеть. Рама поднял голову, Ошпаренный беспокойно топтался у подъезда, вслушиваясь в звуки ночи.

— Ну, что ты, сука? — прошептал Рама, обращаясь к машине. — Заводись.

Ошпаренный, стоя возле двери, думал о том, что Рама копается слишком долго. Если сейчас нарисуется милицейский наряд или хозяин бумера, что-то заметив сверху, попытается выскочить из подъезда, возможны серьезные осложнения. Но, кажется, пока все тихо. Лифта не слышно, и по лестнице никто не спускается.

Посветив фонариком на панель приборов, Рама не нашел никакой кнопки или переключателя. Так, надо сообразить, что делать дальше. Он провел ладонью под приборной доской, нагнулся к педалям, пошарил под водительским креслом. И тут ничего. Черт… Долго, очень долго он возится. Нет никакой секретной кнопки. Так в чем же фокус? Рама ощупал рулевую колонку и приборную доску сантиметр за сантиметром. Потыкал пальцами в кнопки. А это что? Регулятор света панели.

Рама повернул рукоятку вправо, одновременно выжав педаль газа. Тачка вдруг завелась. Вот в чем фокус! Можно было полночи искать секретную кнопку, и хрен догадаешься, что она замаскирована под регулятор света.

Ошпаренный уже бежал к мерсу, оставленному за углом. Рама медленно тронул машину с места, повернул за угол. Кажется, все. Дело сделано.

Ольшанский вышел из ванной. Придерживаясь рукой за стену, сделал несколько шагов в сторону комнаты, остановился и прислушался. Показалось, где-то вдалеке заработал автомобильный движок. Толмач сердито плюнул на пол. Чего только не померещится среди ночи. Нервы совсем расшатались. Сюда, в коридор, не могут долетать звуки со двора.

Ольшанский вошел в комнату, не включая свет, доплелся до окна и глянул вниз. И не поверил своим глазам. На месте, где десять минут назад стоял его бумер, было пусто. Толмач закрыл глаза и покачал головой, отгоняя наваждение. Тачка исчезла.

— Танька, — закричал Толмач не своим голосом. — Танька… Сука паршивая. Проснись…

Ни ответа, ни привета. Мотина дрыхнет летаргическим сном. Толмач сорвал брюки со спинки кресла, сунул куда-то ногу, запутавшись в штанинах, едва не рухнул на пол, но чудом удержал равновесие. Натянув штаны, схватил рубашку, зачем-то вывернул ее наизнанку. Скомкав, отшвырнул ее в темный угол. На голое тело надел пиджак, запустил руку в карман, вытащил трубку мобильного телефона. И только тут догадался включить свет. Непослушными пальцами стал тыкать в кнопки.

— Ждите ответа…

— Соедините с дежурным, — прокричал Ольшанский, как только услышал голос оператора. — Срочно.

В трубке что-то щелкнуло.

— Дежурный по городу майор Артамонов слушает.

— У меня…

— Спокойно, гражданин. Что случилось?

— Меня т-т-т, — дыхание перехватило, будто горло стянули удавкой. — Меня т-т-т…

— Вы гражданин, кажется, перебрали.

— По-подождите, — Ольшанский испугался, что мент бросит трубку. — Меня…

— Это я уже слышал, — дежурный терял остатки терпения. — Тебя т-т-т. То есть трахнули. Или что?

— У меня угнали тачку, — выпалил Ольшанский. — Только что. Прямо от подъезда. А спиртного я в рот не брал.

Через несколько минут, закончив отвечать на вопросы милиционера, Ольшанский толкнул дверь в спальню. Заперто. Что за черт?

— Татьяна, сука несчастная…

Он ударил по двери коленом. Опрокинул тумбочку, подпиравшую дверь с внутренней стороны. Что-то зазвенело. На пол полетели какие-то склянки. Ольшанский ткнул пальцем в выключатель. Вспыхнула шестирожковая люстра с хрустальными висюльками. Татьяна, одетая в ядовито-желтую ночную рубашку, сидела на краю кровати, закрываясь, как щитом, атласным одеялом.

— Убивают, — прошептала Мотина. — Господи, убивают…

— Кому нужно о тебя пачкаться? — Ольшанский прислонился плечом к стене. — У меня тачку угнали. Слышь, ты, жопа?

— Господи, спаси…

— Я говорю, у меня только что тачку угнали. Одевайся, сволочь, сейчас менты приедут. Или ты их в исподнем встретишь?

— Мама…

Женщина потеряла способность соображать, она не понимала смысла слов. Перепуганная до полусмерти, Мотина хлопала ресницами, глядя на любовника белыми от страха глазами. Кажется, она вообще не узнала Ольшанского.

На пороге стоял какой-то незнакомый мужик с сизым отвислым носом, съехавшим на бок, ссадинами на лице и всклокоченными волосами. В глазах горел дьявольский огонь. Мятые штаны в пятнах неизвестного происхождения, бежевый пиджак, надетый на голое тело, залит кровью. Человек медленно приближался к ней, бесшумно ступая босыми ногами по паркету. На ходу он шевелил губами, что-то говорил и сжимал литые кулаки.

— Господи, — прошептала Мотина. — Уйди отсюда…

Ольшанский навис над ней грозной тенью. Поднял кулак, собираясь всадить его в физиономию Мотиной. Но в последнее мгновение передумал.

— Витенька, это ты? — Татьяна упала спиной на подушки, с головой накрылась одеялом. — Или кто?

— А у тебя что, куриная слепота открылась? — заорал Ольшанский и сорвав одеяло, бросил его на пол.

В жизни он перепробовал немало женщин, но таких тупых, как Татьяна, еще не встречал. Слов она не понимает, человека, с которым знакома лет пять, не менее того, почему-то не узнает. Мотина закрыла лицо ладонями и разрыдалась, зарывшись головой в подушку.

— Да что с тобой, зараза? — Толмач пнул ногой бельевой шкаф с такой силой, что по зеркалу снизу вверх пошла глубокая трещина. — Ты слышишь, что я сказал? У меня бумер угнали. Одевайся. Сейчас менты приедут.

Решив, что с бабой разговаривать — только время терять, Ольшанский вернулся в большую комнату. Упав в кресло, набрал номер охранника Володи. Из спальни доносились тихие всхлипы Мотиной.

— Только что Рембо проводили, — бодро отрапортовал Володя, услышав голос хозяина. — В последний путь. Все по уму сделали. Возвращаемся в город.

— Хрен с ним с этим чертом, с Рембо. У меня бумер угнали. Четверть часа назад.

Ольшанский почувствовал, что голос вдруг задрожал. И нажал отбой, не желая показывать свою слабость телохранителю.

Начинало смеркаться, когда Петя Рама подогнал БМВ к автосервису. Он дождался, когда Кулибин закончит разговор с какими-то парнями, прикатившими на мерине, вышел из машины и открыл багажник. Протянул Ваське Кулибину номерные знаки и «стакан» с наклейкой номера кузова.