Наталья Александрова - Перстень Калиостро

Мне хотелось, чтобы Андрей ушел поскорее, и я бы тогда спустилась к Тамаре посоветоваться насчет работы, а потом бы легла пораньше, потому что устала. Но Лешка был такой оживленный, глазенки у него так весело блестели, они так хорошо занимались с Андреем, что я занялась ужином, а потом мы долго пили чай и беседовали. Он ушел, когда у Лешки стали слипаться глаза. В прихожей он нашел мою руку.

— Через два дня музей отдаст фотографии, и у меня больше не будет повода к вам приходить.

Я хотела сказать, что мне очень приятно было познакомиться и чтобы он шел себе с Богом, но вспомнила Лешкины сияющие глаза и пробормотала что-то в том духе, что он может приходить, когда захочет, мы с сыном будем очень рады.

Вот так, кажется, у меня появился поклонник. Но зеркало в коридоре рассмеялось мне в лицо. Мерзкое стекло, разумеется, право, но тем не менее, когда я заработаю какие-то деньги, нужно купить летнюю одежду себе и Лешке. И не на барахолке, а в магазине, пусть и недорогом. Нельзя все время носить чужую ношеную одежду, от этого у ребенка может развиться комплекс неполноценности.

На следующий день я приступила к трудовой деятельности. Пришла я часов в одиннадцать и застала в квартире Павлину Ивановну, которая моего подопечного уже накормила завтраком и переодела в чистую рубашку. Он все так же уныло сидел в гостиной на диване, на меня и не взглянул.

— А разговаривать он умеет? — спросила я шепотом.

— Кто его знает, — старуха пожала плечами, — я ни разу не слышала.

Она ушла, а я отправилась на кухню.

Там стоял запах раскисшего хозяйственного мыла, от которого меня замутило. Тем не менее я пошла на запах и отыскала в мойке целую кучу обмылков в алюминиевой миске. Сколько же кусков хозяйственного мыла нужно купить, чтобы получить этакую кучу?

И это в то время, когда все нормальные люди стирают порошком и пользуются жидкостью для мытья посуды. Просто какая-то патологическая жадность у моей хозяйки!

Вымыв посуду, кое-как отчистив плиту и наведя в кухне относительный порядок, я двинулась в комнаты. В спальне по-прежнему было как в норе барсука после зимы, и запах соответствующий. Я раскрыла окно, которое, естественно, было еще не мыто после зимы, и это в середине мая! Сняв абсолютно серое постельное белье, я выбила , подушки прямо на подоконнике, вытерла пыль и наскоро шваброй обмела паутину на потолке. Тут работы полно, за сегодня мне не справиться. В шкафу на полке я отыскала две жалкие простыни. Права была Павлина Ивановна, когда утверждала, что эта зараза Лидия все поперла. Зато в ванной меня ожидала куча грязного белья и стиральная машина — не то «Сибирь», не то «Саратов», судя по всему, выпущенная задолго до моего рождения. Я с опаской потрогала машину. Как бы не взорваться тут вместе с ней!

Ладно, сейчас по-быстрому приготовлю обед, а пока этот чудак будет есть, наскоро приберу в комнате, где он сидит. И пойду себе домой, по двенадцать часов я работать не собираюсь. Тут и за месяц ничего не разгрести, а доктор при выписке из больницы сказал, что мне нельзя переутомляться.

Я осмотрела продуктовые припасы и страшно разозлилась. Одни крупы и горох.

В холодильнике уныло плесневели полпачки масла, два яйца и банка килек в томате.

И все, ни фруктов, ни, овощей, ни молочных продуктов, не говоря уже о мясе. Понятно, почему инвалид такой худой! Этак она при своей жадности его до смерти уморит. А может, она этого и добивается? Но, судя по рассказам Павлины Ивановны, Лидия Me…, как ее там, не теряет надежды прописаться в квартиру, так что если инвалид помрет раньше времени, ей это невыгодно. Просто человек ничего не может поделать со своей жадностью, клинический случай.

Я сварила гречневую кашу и нажарила к чаю лепешек. К счастью, хоть заварка у этой выжиги нашлась. Теперь настал самый сложный момент: надо было начинать общение. Я заглянула в комнату. Он все так же сидел на диване, скособочившись, и в глазах вспыхивали отблески внутреннего огня. Я поежилась: так и самой рехнуться можно.

— Саша! — позвала я. — Идем обедать.

Он не шелохнулся. Тяжело вздохнув, я подошла к нему и взяла за руку. Он дал увести себя в ванную, сам намылил руки, а потом сел в кухне за стол и принялся есть, смотря вбок.

— Так и будем сидеть? — вздохнула я. — Хоть бы сказал, что каша пересолена или чай горячий. Трудно с тобой.

Он так молчал, что мне стало неуютно.

Пойду-ка я домой. Для первого раза достаточно наломалась, устала очень.

Я мыла посуду, когда в замке заскрежетал ключ. Выдра явилась проверить.

— Вы очень кстати, — приветствовала я ее, — мне нужно уходить, так что выдайте плату за сегодняшний день.

Она быстро обежала квартиру и прямо зашипела:

— Да ничего же не убрано! Милочка, да чем вы тут целый день занимались?

— С вашим недоумком любезничала! — разозлилась, а потом долго перечисляла, чем я занималась шесть часов подряд, ни минуты не присела.

— Ну ладно, — снизошла дама, — для первого дня… — И она протянула мне деньги.

Убрав в карман жалкие бумажки, я приободрилась и отчеканила:

— Все продукты кончились, он голодает. Вам следует пополнять запасы хотя бы. раз в неделю. И ему нужны фрукты и овощи. Что касается стирки…

— Есть же машина!

— Эту рухлядь вы называете машиной? — холодно осведомилась я. — И к тому же все равно порошка нет, стирать нечем.

— Как это нечем? — горячилась дама. — Вот, берете обмылочки и натираете их на крупной терке, вот так…

— О Господи, блокада, что ли! — не выдержала я.

— А вы знаете, какую он получает пенсию? — взвизгнула Лидия.

Я хотела сказать, что, по подсчетам Павлины Ивановны, дама со своим мордатым Петей столько уже нахапала в этой квартире, что прокормить инвалида хватило бы с лихвой, но не хотела подводить старуху.

— Вы мои условия знаете, если я вас не устраиваю, простимся прямо сейчас. А обмылочки можете засунуть… — Я хотела красочно описать, куда дама может запихнуть обмылочки, но сдержалась и скромно закончила:

— В мусорное ведро!

— Нахалка! — услышала я уже на лестнице.

Через два дня, когда я выбросила из головы зловредную даму с ее инвалидом, неожиданно позвонила Павлина Ивановна.

— Слушай-ка, Мария, ты приходи работать-то. Наша разорялась тут, но купила продуктов ему. А я сегодня что-то приболела, лежу вот, так что он со вчерашнего вечера там один. Ты приходи, Мария, негоже это, с живым человеком так обращаться. На том свете зачтется.

— Она зараза, она его обкрадывает, пусть ей на том свете и зачтется!

— Ей и на этом зачтется! — убежденно ответила Павлина Ивановна.

В квартире на Шпалерной я застала ту же картину. Интересно, если совсем не приходить, он очнется или так и умрет, сидя на диване? Ужасная штука жизнь. Мне бы пожалеть бедного инвалида, но, как я уже говорила, немного живого места, оставшегося в моей душе, было занято Лешкой.