Наталья Александрова - Перстень Калиостро

— Вот, как раз кстати, — оживилась Надежда и подняла с полу гусевский мобильный телефон. — Звони-ка ты свекрови. Потому что здесь Лешки точно нету.

От волнения я так тряслась, что не сразу вспомнила номер. Ответил свекор, голос его был непривычно взволнованный:

— Ты представляешь, Маша, Валюше стало плохо прямо на улице, ее отвезли в больницу.

— А Лешка? — Я закричала так страшно, что даже до этого эгоиста кое-что дошло.

— Ты не волнуйся, он был в больнице, а потом его отправили домой. Адрес он знает, ведь уже большой мальчик.

— Откуда вам все это известно?

— Валюша сама звонила из больницы, сказала, что ей уже лучше и она постарается к вечеру вернуться домой. Вот видишь, ребенок слишком ее утомил.

Будь я в нормальном состоянии; я бы сумела объяснить старому эгоисту, что Валюшу утомили ежедневные хождения по магазинам, сумки до земли, беготня по поликлиникам и аптекам и ежеминутная готовность выполнять все его желания, но сейчас я только открывала рот, как рыба, и задыхалась. Где мой ребенок? Куда они его дели?

Надежда тронула меня за рукав.

— Они блефовали, они вовсе не похищали твоего сына. Просто сделали так, что свекровь почувствовала себя нехорошо на улице, ее и отправили в больницу вместе с ребенком. Они не вернулись вовремя, ее муж волновался, а ты от страха и поверила, что ребенка похитили.

— Где же он?

— Его повезли домой, так и едем домой! — твердо сказала Надежда.

Но дверь оказалась заблокирована.

— Надежда Николаевна, что вы там нажимали на пульте? — удивился Саша.

Он был такой бледный, что, казалось, сейчас упадет в обморок от потери крови.

— Ох, наверно, я что-то не то сделала, — испугалась Надежда. — Неужели нам отсюда не выйти? Но ведь у Гусева есть еще пульт, переносной.

Она помедлила, боясь прикоснуться к покойнику, но меня-то уж такая ерунда не остановила. Стану я бояться какого-то мертвого негодяя!

Я быстро обшарила его карманы, схватила пульт и отдала его Саше. Он повертел его и нажал кнопку. Дверь открылась.

— Вот что значит — мужчина, — вздохнула Надежда, — их техника слушается.

В коридоре раздавалось ровное гудение и плафоны светили вполнакала.

— Не нравится мне это, — прошептала Надежда, — как бы не начал этот объект самоликвидироваться. Сматываться надо как можно быстрее!

Она пробежалась по лаборатории, подняла с пола горшок с кактусом, который абсолютно не пострадал, очевидно, Гусев уронил свое любимое чадо осторожно.

— Зачем он вам? — изумилась я.

— В общество кактусоводов отнесу, — застеснялась Надежда. — Потапычу подарю.

Должна же я его отблагодарить!

Мы побежали по коридору, причем Саша отставал, потому что у него сильно текла кровь, и он слабел на глазах. Позади нас послышались посторонний шум и скрежет.

Я подхватила Сашу под здоровую руку, так дело пошло быстрее. К счастью, лифт мне удалось запустить нажатием очередной кнопки на пульте. Мы пробрались тем же путем, что и пришли, выскочили на пустынную улицу и увидели направлявшуюся прямо в нашу сторону машину «скорой помощи».

— Это же надо, как повезло! — крикнула я.

— Ну-ну, — хмыкнула Надежда.

Машина остановилась, оттуда выскочил врач, сказал, что у них в машине больной, но что если срочно, то они прихватят нашего тоже, но только одного, потому что места нет. Увидев кровь, он понял, что срочно, и больше вопросов не задавал.

«Скорая» уехала, а мы с Надеждой прошли до пересечения Шкиперского с Наличной улицей и поймали там частника.

Как мы доехали домой, я не помню. Но когда поднимались по лестнице, из квартиры Тамары Васильевны выскочил Лешка и повис у меня на шее. Вот тут я заревела в голос. Надежда затащила меня к нам на пятый этаж буквально волоком. Я все плакала и ощупывала Лешку.

— Маленький мой, что они тебе сделали?

— Что ты, мама, это бабушке стало плохо, но ей уже лучше, я сам звонил дедушке и все узнал.

— Кто его привез? — обратилась я к Тамаре Васильевне.

— Мужчина, такой немолодой, но бодрый, вежливый очень, приличного вида. Извините, говорит, побудьте пока с мальчиком, Маша скоро придет.

— А как он выглядел?

— Я же говорю: очень прилично, одет хорошо, а глаза такие…

— Разные! — хором сказали мы с Надеждой.

— Верно: то смотришь — зеленые, а то вдруг — голубые.

Я хотела было расспросить Лешку подробнее, но Надежда махнула рукой — зачем? Ребенок со мной, все в порядке, даже свекровь, наверное, уже дома. Тут на меня напало беспокойство за Сашу.

— Как же так, мы уехали и даже не знаем, куда его повезли, — сокрушалась я.

— Думаю, о нем позаботятся, — ответила Надежда.

— Тот самый человек с разными глазами? Но кто же он, кто этот таинственный незнакомец?

Надежда вышла в коридор и вернулась с книгой, которую она вытащила из сумки.

— Ты будешь смеяться, но ничего кроме одной мысли в голову не приходит. Смотри.

Книга была небольшая, в кожаном переплете с золотым обрезом.

— «Воспоминания Бенвенуто Челлини, записанные им самим», — прочла я заглавие вслух. — Это же надо! Кажется, тетя Варя в свое время говорила что-то такое про Челлини, якобы перстень был его работы, только она в это не верила.

— Вот, понимаешь, всю историю про перстень, не называя имен, я в свое время рассказала мужу. Не хмурься, рассказала, как занимательный анекдот. А он у меня человек очень настойчивый и образованный.

Не поленился, достал эту книгу и заново ее перечитал, потому что после моего рассказа возникли у него кое-какие воспоминания.

Вот, читай сама.

И я прочитала вслух:

— "…Отъехав немалое уже расстояние от Флоренции и не опасаясь более, что оные бешеные учинят за мной погоню, ехал я неспешно к Риму, обдумывая, каких вещей смогу я сделать там для Его Святейшества, И тут по дороге нагнал я конные носилки, сопровождаемые несколькими слугами, не иначе как кортеж знатной дамы. Только лишь с оными носилками поравнялся я, как один из слуг ко мне подъехал и, вежливо приветствуя, спросил:

— Не вы ли будете достославный мессер Бенвенуто Челлини?

Я не возражал ему, и тогда слуга этот славный сказал, что госпожа его хочет поговорить со мной. Подъехал я к тем носилкам, и занавеска приподнялась, и увидел я в носилках несчастную Франческу, дочь мессера Джироламо. Франческа оная вид имела знатной и богатой дамы, но очень была бледна, и лишь яркие пятна на щеках ее говорили о крайне прискорбном нездоровье.

— Здравствуй, добрый мой Бенвенуто! — вымолвила оная Франческа. — Давно ли видел ты бедного моего отца? В добром ли он здравии?

На те слова я учтиво ей поклонился и ответил, что батюшка ее вполне здоров, хотя и преисполнен обиды на неблагодарную дочь свою и скорби о ее судьбе. После таких моих слов Франческа горько зарыдала, после же отерла слезы и вымолвила, что раскаивается в недобром своем поступке и едет сейчас к Его Святейшеству в Рим, дабы покаяться в грехах своих и замолить их перед скорой своей смертью, ибо тяжко больна и не чает прожить более месяца. Я предложил себя в спутники бедной Франческе. Так ехали мы некоторое время, и уже перед самым Римом Франческа подозвала меня к носилкам и сказала, что ночью привиделся ей сон, и будто бы в том сне некий знатный иностранец явился ей и указал на перстень, мною ей подаренный. И поразмыслив, поняла помянутая Франческа, что надобно ей перстень сейчас в руки мои обратно отдать, ибо таков был смысл ее сна, а жить ей осталось недолго.