Георгий Брянцев - Избранное. Компиляция. Книги 1-8

Она ставила целью захватить в свои руки министерства обороны, внутренних дел, земледелия, финансов и информации — министерства, во главе которых стояли коммунисты.

Она компрометировала в глазах народа Национальное собрание, клеветала на Советский Союз, перекачивала за границу крупные денежные суммы, открыто саботировала поставки продовольствия в города, покровительствовала военным преступникам, предателям, ратовала за учреждение акционерных обществ с участием иностранного капитала, добивалась отмены декретов о национализации крупной промышленности, банков, о разделе земли, распространяла слухи о неизбежной сельскохозяйственной катастрофе вследствие небывалой засухи этого года, постигшей страну якобы в результате коммунистического руководства, организовывала массовое вредительство и диверсии в народном хозяйстве, лезла из кожи вон, пытаясь переманить на свою сторону левое крыло социал-демократической партии, которое поддерживало коммунистов.

Не только Лукаш, ответственный работник Корпуса национальной безопасности, но и каждый коммунист, каждый честный гражданин республики знали, что за спиной чехословацкой буржуазии, за спиной реакции стоит реакция внешняя, возглавляемая кругами США, и что усилия и потуги внутренней реакции — это усилия и потуги американских империалистов.

Лукаш на бесчисленных примерах убеждался, что, нанося удары по диверсантам, вредителям, террористам, бандитам, спекулянтам, Корпус национальной безопасности этими ударами бил и по длинным рукам заокеанских заговорщиков.

Каждый новый день давал все новые и новые примеры этой сложной борьбы.

Вот сегодня стало известно, что Розенфельдер задумал вернуть себе национализированную фабрику; вчера на текстильной фабрике, обрабатывающей полученный из СССР хлопок, обнаружили в барабане острые куски железа, портившие полотно; позавчера нашли труп офицера органов безопасности.

А сколько чрезвычайных происшествий было зарегистрировано за это время! Член парламента национальный социалист Отто Гора опубликовал в печати данные о количественном составе Корпуса национальной безопасности; реакционеры инсценировали «неудавшееся» покушение на своих лидеров — министров Зенкла и Дртину и постарались замять дело; был пойман с поличным ватиканский агент с письмом к одному из видных деятелей Национального собрания; «Свободное слово» выступило с очередной статьей в защиту спекулянтов; в Прахатицах обнаружен тайник, а в нем тысяча метров текстильной ткани и тридцать пять килограммов золота. И прочее, и прочее.

«Конечно, на этом они не остановятся, — думал Лукаш. — Это только их разведка боем. Они пробуют силы и оружие на отдельных участках, маскируются, испытывают нас, ждут сигнала. Когда этот сигнал будет подан, они ринутся сломя голову в атаку. Хм! Мертвецы… Мертвецы, которых навеки похоронила история. Но они не хотят примириться с этим. Они, видно, думают, что мы позволим отбросить себя назад, в наше страшное прошлое, позволим опять сесть себе на шею. Ну уж нет, господа! Ваша песенка спета. Карты ваши биты. Если вы и дадите нам бой, то это будет последний для вас бой. Не наша вина в том, что вы страдаете куриной слепотой».

Почти семь лет работы в подполье не прошли бесследно для Лукаша. Он уже не скучал по паровозу и только изредка с теплым чувством вспоминал о нем. Он нашел новую профессию и гордился ею не меньше, чем старой. Жестокая, беспощадная борьба с врагами родины, в которую он вступил семь лет назад, сама подвела его к его новой работе — работе контрразведчика. И не только привела, но и закалила, воспитала, обогатила ценнейшим опытом, позволившим ему, Лукашу, бывшему паровозному машинисту, стать ответственным работником Корпуса национальной безопасности — органа, стоящего на страже интересов чехословацкого народа.

Опять зазвонил телефон. Лукаш протянул руку к аппарату и взял трубку.

— Пропустите.

Когда посетитель появился, Лукаш поднялся к нему навстречу.

— Товарищ Гофбауэр! Вот уж никак тебя не ждал. Похоронил ты себя заживо в Стршешовице. Друзей старых забыл. Видно, и совесть не мучит. А?

Он дружески обнял гостя за плечи, подвел к креслу, сел против него.

— А знаете, по правде-то говоря, и не мучит, — признался Гофбауэр, нисколько не смутившись. — Я как-то собрался заглянуть к вам домой, хотел проведать. Но подумал: зачем я к нему потащусь? Вспоминать прошлое? Переливать из пустого в порожнее? Отвлекать человека от его обязанностей? А в них, как погляжу, недостатка нет. И решил: нет, уж лучше посижу дома. Если сам я бездельничаю, то зачем мешать тем, кто дело делает? И не пошел.

— И все-таки не стерпел, решил помешать? — пошутил Лукаш.

— Да ведь не зря отнимаю время. Не без причины. С делом пожаловал, а делом никогда не помешаешь.

— Готов тебя слушать в любое время.

Гофбауэр достал очки с оглобельками, скрепленными суровыми нитками, водворил их на нос, вынул сверток с бумагами и начал усердно копаться в них.

Лукаш считал себя стариком, но, поглядев на Альфреда Гофбауэра, убедился, что в сравнении с гостем выглядит молодцом. Гофбауэр бел как лунь. Кожа на его лице, испещренном бесчисленными морщинами, стала совсем прозрачной и как бы просвечивающей. Глаза, когда-то зоркие и добродушно-плутоватые, потеряли свой цвет, утратили остроту и помутнели. Руки с припухшими суставами и широкими венами заметно тряслись.

«Болен старик, потому и сидит дома», — решил Лукаш. И спросил:

— Здоровье твое как?

Гофбауэр повел худыми плечами.

— Не жалуюсь. Пока Бог милует. Еще гляжу вперед годков этак на десять-пятнадцать. Проскриплю это время. Я такой… А теперь слушайте. Дело заключается вот в чем…

И Гофбауэр рассказал следующее. Месяца три назад он с оказией неожиданно получил письмо от Гоуски из Швейцарии. От того самого Гоуски, который доверил ему особняк и у которого Лукаш работал истопником. Письмо принес Гофбауэру на дом неизвестный человек. Выяснить, что это за человек, старик не сумел. Посланец приехал на машине поздно вечером, не удалось даже разглядеть номерной знак. Выяснилось, что Гоуска знал о заселении его особняка и о том, что Гофбауэр отстранен от управления им. Но Гоуска был уверен, что его друзья помогут ему вернуть особняк и выдворить из него непрошеных гостей. В недалеком будущем он намерен вернуться в Прагу, ибо не чувствует за собой никакой вины перед родиной. Гоуска просил Гофбауэра присмотреть за тем, чтобы теперешние жильцы особняка не растащили при выселении мебели и всего, что там еще уцелело.

— Вот его письмо, — Гофбауэр подал Лукашу конверт.

— Что ты ему ответил? — спросил Лукаш.

— Ничего. Он не требовал ответа.