Мойзес Наим - Два шпиона в Каракасе

Визитеры посмеялись и предпочли согласиться, что именно в этом и кроется причина его недуга: много работы, сильный стресс и годами копившаяся усталость.

Но те, кто был постоянно рядом с президентом, как, например, Анхель Монтес, такому объяснению уже не верили. Им не однажды доводилось видеть, как Уго неожиданно сгибался пополам от боли или вынужден был хвататься за кого-нибудь, кто стоял рядом, чтобы не упасть. Отменялись важные встречи, поскольку президент был просто не в состоянии с кем-либо встречаться… Или не хотел, чтобы кто-то видел его в такой момент. А еще Анхель Монтес был свидетелем внезапных приступов эмоционального изнеможения, которые он называл стрессом, хотя знал, что на самом деле это больше напоминает депрессию. Время от времени Уго проваливался в “черную дыру”, как это определяли его приближенные. Целыми днями он ничего не делал и не желал никого видеть. Проводил бесконечные часы в одиночестве, погасив свет и куря одну сигарету за другой. Кубинские врачи каждый раз помогали ему выбраться из этой “черной дыры”, и он быстро восстанавливал прежнюю энергию и жизнерадостность. Однако беспокойство у близкого окружения президента вызывало то, что в последнее время и нестерпимые боли, и “черные дыры” повторялись все чаще. К тому же они мучили его теперь подолгу. Однажды Уго решил окунуться в прошлое. Он почувствовал потребность подзарядить свои эмоциональные батареи, посетив родную Сабанету, деревню, где провел детство. Предполагалось, что поездка будет тайной и будет носить сугубо частный характер и поедут с Чавесом лишь охрана, кубинский врач и Анхель Монтес. Эта поездка не только перенесла Уго в места, где он провел свои ранние годы, но и помогла совершить глубокое погружение внутрь себя, восстановить самые далекие воспоминания и попытаться мысленно нарисовать картины будущего – и своего собственного, и Венесуэлы, и всей Латинской Америки.

Вдвоем с Анхелем они сидели в тени большого дерева, окруженные бескрайней венесуэльской степью, и вели неспешную беседу. Разговор прерывался долгими паузами, не менее наполненными смыслом, чем произнесенные вслух слова. А порой эти паузы значили даже больше слов.

– Мне еще предстоит много всего сделать, Анхель, много всего… – сказал Уго, обращаясь скорее к себе самому, чем к другу.

Монтес пару минут помолчал, потом ответил:

– Не думаю, что ты сумеешь хоть что-нибудь еще сделать, если прежде не побываешь у хорошего врача, который обследует тебя всего с головы до ног и разберется, что с тобой, черт возьми, происходит.

Прямота Анхеля порой бесила Уго, но при этом всякий раз заставала врасплох. Наверное, старый друг, тоже уроженец степного края, как и он сам, был прав, однако Чавес не мог позволить себе даже на миг усомниться в том, что касалось его собственной судьбы и судьбы Венесуэлы.

– Я хорошо себя чувствую, – заверил он Анхеля. – Как никогда хорошо. Все нормально. И нам пора возвращаться в Каракас. Я ведь говорил тебе, что у меня полно дел…

С того дня прошло несколько недель. Уго возвратился к прежнему сумасшедшему рабочему графику и полетел в Гавану. Анхель входил в состав президентской делегации. Едва самолет приземлился, Чавес поспешил к Фиделю, который встретил его на пороге своего дома. Фидель предложил и Раулю присоединиться к ним. Чавес со своей стороны пригласил поучаствовать в разговоре Анхеля. Где-то в середине беседы Анхель попросил Фиделя повлиять на своего упрямого друга – чтобы тот незамедлительно прошел полнейшее медицинское обследование. – Надо наконец выяснить, что там случилось с твоей левой коленкой.

Уго попытался отшутиться и заявил, что с годами Анхель просто помешался на его здоровье и страшно ему своей опекой надоел. Фидель, напротив, с большим вниманием отнесся к этой теме и засыпал Чавеса вопросами.

Впредь Фидель превратится еще и в его медицинского советника. Он всегда будет в курсе того, каким процедурам подвергают венесуэльца, какие результаты дают изнурительные диагностические исследования, которые будут проводиться в самом лучшем и самом засекреченном гаванском госпитале, где лечат только самого Фиделя, а также высшее руководство страны и их родственников.

Вот и сейчас Кастро первым получил информацию от медиков – еще до того, как диагноз узнал сам пациент. И кубинский лидер срочно созвал на совещание своих главных соратников, в том числе брата Рауля и Раймундо Гальвеса. В обстановке строжайшей секретности Фидель сообщил им, что, судя по всему, у Чавеса обнаружено очень серьезное заболевание. – Надо быть готовыми к самому неблагоприятному исходу и обеспечить преемственность в особых отношениях, которые связывают Кубу и Венесуэлу, на случай если Уго в скором времени уйдет из жизни. Нам просто необходимо иметь в Каракасе исключительно дружественное правительство.

Пока Уго дожидался заключения медиков, он по настоянию Фиделя все свое время и все помыслы отдавал обновлению старых и подготовке новых двусторонних соглашений между Кубой и Венесуэлой, а также разработке новых революционных инициатив, которые послужили бы на пользу обеим странам. Как было запланировано, Чавесу после Кубы предстояло отправиться в очередное международное турне. Уже были согласованы встречи с Владимиром Путиным и президентом Китайской Республики. Но он не смог никуда поехать. Встречи пришлось перенести на другое время, так как болезнь снова дала о себе знать – и в гораздо более тяжелой форме. Лечение нельзя было прерывать, а возможно, следовало сделать и более интенсивным.

– Я никак не могу перестать думать о будущем нашей революции, – сказал как-то раз Уго своему другу Анхелю, задумчиво глядя на море с балкона своих апартаментов в Гаване.

А затем совершенно неожиданно начал описывать собственные мечты об идеальной стране, нарисовав яркую, как в детской книжке, картинку: счастливые лица, бесплатные и четко выполняемые коммунальные услуги, обеспеченные всем необходимым старики, ухоженные дети, гарантированные для всех обилие и благополучие. В одежде главенствует красный цвет, как и на гигантских плакатах, украшающих здания, а с этих плакатов на венесуэльцев смотрит тридцатиметровый президент, окруженный обожающими его детьми всех рас.

Из коммунистических мечтаний Чавеса возвращает к реальности его кубинский наставник. Сам Фидель Кастро собственной персоной, тот самый, чье имя в истории навеки будет связано с казармами Монкада, “Гранмой” и горами Сьерра-Маэстра. Этот великий человек пришел к ним, чтобы сообщить дурную весть. И Анхель сразу понял, что должен оставить их наедине. Он закрыл за собой дверь, не успев услышать первую фразу Фиделя: