Мойзес Наим - Два шпиона в Каракасе

– У тебя очень агрессивная форма рака.

Но Чавес не хотел верить в объявленный ему диагноз. Он вступил в фазу отрицания, которую переживают почти все без исключения люди, получившие столь жестокое известие. Он не стал сообщать о болезни даже своей семье и в течение нескольких дней отказывался осознать, что все планы на будущее должны исчезнуть из его жизни, потому что никакого будущего у него отныне нет. Позднее, выслушав Фиделя, который советовал ему немедленно согласиться на операцию, Уго рухнул в кресло и безутешно разрыдался.

– Я совершил страшную ошибку. Все силы отдавал нашим планам и пренебрег своим здоровьем. Я сам во всем виноват. – Сквозь слезы гнева, отчания и бессилия он задал Фиделю вопрос: – Что станет с моей революцией? – И, не дожидаясь ответа, погрузился в мрачное молчание. Потом постепенно взял себя в руки и с пафосом воскликнул: – Я готов умереть. Но умереть, сокрушая врагов .

Фидель не упустил новой возможности повлиять на состояние духа и судьбу своего больного друга. Во время ужина, когда они вдвоем, без посторонних, сидели за столом, уставленным вкуснейшими карибскими блюдами, которые Уго отказывался даже попробовать, кубинец обратился к нему с особым пафосом, как поступал всегда, когда желал, чтобы его слова прозвучали как можно более весомо:

– Революционный лидер никогда не бывает более уязвимым, чем если он лежит под наркозом на больничной койке. – Фидель сделал паузу, подождал, пока собеседник осмыслит его слова, а потом продолжил, глядя тому прямо в глаза: – Если что-то и может убить тебя, Уго, так это злая воля твоих врагов, а также их агенты, проникшие в больницу. Ты сам знаешь, что для политика мирового уровня вроде тебя нетрудно найти хорошего врача, эта проблема решается запросто. Трудно найти хорошую больницу. – Фидель повысил голос, чтобы показать свою чистосердечную озабоченность, потом довел мысль до конца: – В твоем случае, Уго, хорошая больница – это не только та, где работают лучшие врачи. Нет, для тебя хорошая больница – это та, которая гарантирует больному максимальную безопасность. Гарантирует, что тем, кто пожелает причинить тебе зло, будет невозможно добраться до твоей больничной койки!

Уго, который и без того с ужасом думал о чудовище, пожиравшем его изнутри, тотчас представил себе “перешедшую на сторону врага” медсестру, представил, как она, пока он спит, подменяет препараты для внутривенного вливания, что-то делает с аппаратами, к которым он подключен с помощью трубок, отравляет его еду или находит какой-то другой способ убить больного. Уго внимательно и с бесконечной печалью посмотрел на своего кубинского наставника и не смог скрыть страха. Фидель по лицу Чавеса понял, что тот сейчас чувствует, и довел мысль до конца:

– Так вот, безопасность тебе могу обеспечить я, если ты согласишься лечиться в Гаване. Здесь мы имеем самых лучших врачей, а если понадобятся другие, тотчас доставим их из любой точки планеты. Но главное – здесь ты будешь находиться в полной безопасности. Только у нас тебе будет совершенно нечего бояться! Решайся, Уго!

“Как хорошо, – думал больной, – что опять Фидель, мой политический наставник, будет радеть обо мне как о родном сыне. Фидель обо всем позаботится, и ничего плохого со мной не случится”.

У Чавеса не было выбора. Да, оперировать его должны непременно в Гаване. Это самый надежный вариант.

Так как новость о болезни президента могла спровоцировать преждевременные стычки и споры о будущем наследнике среди тех, кто его поддерживал, или агрессивные действия оппозиции, Кастро и Чавес обсудили, как им вести себя в ближайшем будущем. И решили: до поры до времени болезнь Уго должна оставаться строжайшей государственной тайной. Никто не будет знать, каким именно типом рака страдает президент, какие органы у него поражены, какие операции ему будут делать и с какими результатами. Фидель с философской рассудительностью посоветовал: надо стараться жить настоящим.

Но очень скоро стало очевидно: нельзя и дальше скрывать, насколько болезнь повлияла на физическое состояние Чавеса, то есть возникла необходимость объявить о ней стране. Правда оказалась куда ужаснее, чем президент до сих пор полагал – на самом деле его болезнь вполне могла оказаться смертельной. Уго вернулся в Каракас и обратился к согражданам по телевидению, но сообщил лишь некую часть того, что с ним произошло. Он утаил, насколько неблагоприятны прогнозы врачей, и перед камерами демонстрировал оптимизм и полное присутствие духа.

– В ближайшее время я вернусь на Кубу, и там мне сделают операцию. Христос ведет меня за руку, – с убеждением заявил он.

Как и предвидел Фидель, после объявления о болезни президента самые влиятельные группировки в правительстве, как военные, так и гражданские, стали обдумывать сценарий “жизни без Чавеса”. В ожидании результатов операции враждующие между собой силы из числа соратников президента ограничивались слежкой друг за другом, чтобы не дать соперникам получить хоть какие-либо преимущества в неизбежной борьбе за власть, когда встанет вопрос о преемнике. Наметилось сплочение и в рядах ослабевшей в последнее время оппозиции. Весть о болезни президента там восприняли как луч надежды.

Латиноамериканские страны, считавшиеся друзьями и союзниками Чавеса, отреагировали на новость с единодушной тревогой. Президенты Никарагуа, Боливии и Аргентины официально выразили свое сочувствие и свою озабоченность, а также поддержку венесуэльской революции.

Президент Бразилии Лула да Силва предложил венесуэльскому коллеге воспользоваться услугами современной больницы в Сан-Паулу, оборудованной новейшей аппаратурой, где работают всемирно известные специалисты-онкологи. Многие в окружении Чавеса настойчиво уговаривали его принять это предложение, ведь оно, безусловно, повышало его шансы победить недуг, к тому же лечили бы Уго в дружественной стране. Тем не менее приглашение лечиться в Бразилию, как ни странно, самым плачевным образом сказалось на моральном состоянии больного. Его мучили сомнения: он хотел жить, и трудно было вообразить лучший вариант для него с точки зрения передовых достижений медицины, чем Бразилия, но из головы у него не шел тяжелый разговор с Фиделем.

И вот наконец самые близкие Чавесу люди услышали его телефонный разговор с Лулой да Силва. Они не могли понять мотивов, заставивших Уго принять такое решение, но не осмеливались с ним спорить.

– Спасибо, Лула, но я предпочитаю пройти лечение в Гаване, – сказал бразильцу Чавес.

Потом он попросил оставить его одного. У него нестерпимо болело колено, боль поднималась к паху, и президент, полный ужасных предчувствий, понял, что проваливается в самую черную из всех дыр.