Мойзес Наим - Два шпиона в Каракасе

Все чувствовали себя неловко в те долгие секунды, пока Пран хранил молчание. Этого времени хватило, чтобы присутствующие успели как следует рассмотреть малорослую, но очень сильную фигуру Прана, при этом их не отпускали чувства смущения, растерянности и даже робости.

Дело в том, что Пран в разговорах с другими людьми очень умело использовал всякого рода паузы и довел эту технику до совершенства. А еще он имел привычку начинать любую беседу с долгих рассуждений на темы, никакого отношения не имеющие к тому, ради чего устраивалась встреча, и ни в коей степени не интересные собеседникам. Но это было еще одним из многих, и очень изощренных, способов показать, кто здесь главный.

Наконец Пран прервал молчание. Он поблагодарил собравшихся за то, что они согласились встретиться с ним, а генерала Хирона – за гостеприимство. Слушая его, никто бы не подумал, что перед ними уголовник, на счету которого не только множество убийств, но и бесконечное число других преступлений. Потом Пран невыносимо долго пересказывал старый аргентинский фильм, который он посмотрел накануне вечером. Все молчали и чувствовали себя не в своей тарелке. И тут Пран заявил:

– Друзья, пора поговорить и о нашем деле, для чего мы, собственно, сюда и пришли. – Военные позволили себе немного расслабиться. – Вскоре нам с вами предстоит решать судьбу страны. Да и нашу собственную судьбу тоже. – Он говорил тихо, но очень отчетливо.

Сам его тон не оставлял места для сомнений. Генералы и адмиралы сразу признали: этот голос, безусловно, создан для того, чтобы отдавать приказы. И сейчас Пран приказал говорить Вилли Гарсиа.

– Пришел час серьезных испытаний, и мы должны принять самые решительные меры в связи с тем, что нашему президенту, вне всякого сомнения, жить осталось недолго. К счастью, мы занимаем достаточно твердые позиции, чтобы с максимальной для себя выгодой использовать ту ситуацию, которая неизбежно возникнет после его смерти. Нас ждут перемены, но они сделают нас еще более сильными. Гарантией тому обширная и эффективная сеть, сплетенная нами в национальных вооруженных силах. Речь идет о наших друзьях и сторонниках, и сами вы – верхушка этого движения.

– Все это так. Но надо добавить к сказанному еще кое-что. Самая главная на сегодня новость такова… – перебил его Пран. – Как я узнал, кубинское G2 уже имеет в своем распоряжении и продолжает составлять досье как на каждого из вас, так и на ваших главных сторонников внутри вооруженных сил и за их рамками, внутри страны и за ее пределами. Их цель – изгнать – или даже уничтожить – тех из вас, кто не подчинится приказам кубинского руководства или станет мешать действиям Кубы в Венесуэле. Мало того, G2 рассматривает и другую возможность: они могут сделать так, чтобы информация о вас просочилась в DEA [38] DEA (англ. Drug Enforcement Administration — Управление по борьбе с наркотиками) – агентство в составе Министерства юстиции США. , что повлечет за собой ваш арест и выдачу Соединенным Штатам. Надвигаются тяжелые времена, опасные и непредсказуемые, и они заденут всех нас, тут собравшихся.

Его слова напугали присутствующих. Каждый прекрасно понимал, что будет, если их преступления окажутся преданными огласке.

– Я собрал вас здесь, чтобы сообщить и это, и еще одну, как мне кажется, более важную вещь. Есть человек, который куда опаснее для вас, чем кубинцы, это я, – произнес осьминог, переводя взгляд с одного из присутствующих на другого. – Мы стоим на пороге очень тяжелого периода, когда предательства, всякого рода подставы и доносы будут обычным явлением. И на вас станут давить, требуя, чтобы вы предали меня. Но тот, кто это сделает, умрет. В нынешних условиях победить сможет лишь человек, который сумеет сделать так, чтобы верные ему люди эту верность сохранили. И лично я знаю, как гарантировать ее сохранность и как наградить за нее. А еще я умею раскрывать планы изменников, доносчиков и предателей.

Опять наступила минутная пауза, но она показалась такой долгой, что военные начали нервничать. Сжав зубы, они ерзали на своих стульях.

– Всегда помните о том, что именно может сделать такой человек, как я, не только с изменниками, но и с их семьями, а также с самыми дорогими им людьми, – предупредил Пран, медленно и подчеркнуто жестко чеканя слова. – Но хочу еще раз повторить: я также умею и награждать – и очень щедро награждать – тех, кто хранит мне верность. Только поэтому я до сих пор жив. Пусть кубинцы командуют у себя на Кубе. Здесь командую я. Никогда не забывайте об этом.

В воздухе застыл страх. Предупреждение Прана было услышано. Все поняли: или они будут покорны и верны Прану – или их ждет смерть.

Автострада, по которой президентский кортеж мчался к расположенному недалеко от Каракаса аэропорту, была похожа на красную реку из-за колыхавшихся на ветру плакатов с революционными лозунгами. Тысячи сторонников Чавеса в красных бейсболках вышли из дому, чтобы продемонстрировать любовь и поддержку президенту в этот трудный час. Многие не могли удержать слез, когда Чавес проезжал мимо. Венесуэльцы обожали своего лидера. Неужели они видели его в последний раз?

Отвечая на столь бурное проявление народной любви, Чавес, ехавший в открытом автомобиле, приветствовал людей: он поднял руки над головой и бил сжатой в кулак левой ладонью по открытой ладони правой. Этот жест был символом борьбы против всех и против всего. И разумеется, против его болезни. Никто точно не знал, что за недуг свалился на Уго, но все подозревали, что речь шла о раке.

В аэропорту его тоже встречали криками “ура” и аплодисментами. Служащие аэропорта, которые много лет подряд наблюдали, как Чавес улетает из страны, а потом возвращается, знали, что нынешний полет – особенный. Они видели, как Уго прощается с провожающими, видели на его лице всегдашнюю обаятельную улыбку, видели, как он поднимается по трапу в самолет вместе со своими старшими дочерьми, которые с тех пор, как у него обнаружили страшную болезнь, вроде бы постоянно находились рядом с отцом. Сопровождали Чавеса и несколько самых близких министров.

Самолет взлетел. Уго смотрел в окошко на удалявшийся венесуэльский берег. Глаза у него стали влажными. Он знал, что через неполных три часа приземлится в Гаване и после короткой встречи с Фиделем отправится в госпиталь, где его уже ждут, чтобы в тот же вечер сделать операцию. Чавеса одолевали мрачные мысли. Он чувствовал, что, несмотря на благоприятные прогнозы врачей, на самом деле ему из этой болезни живым не выкарабкаться. Уго вдруг почудилось, будто просторное президентское кресло, в котором он сейчас сидел, втягивает его в себя и крепко держит, уподобившись смирительной рубашке. И он совсем пал духом. Не осталось ни желания, ни сил, чтобы освободиться от этих тяжких пут. Так он и сидел, словно узник, глядя через иллюминатор наружу. Вокруг была сплошная чернота. И ни одной звезды.