Артур Таболов - Шпион

Никому не докладывая о находке, брошюру сунули под рубашку одному из сотрудников, посадили его в самолёт и отправили в Москву. Позже ту часть брошюры, где был список работавших над проектом учёных, рассекретили и передали поисковым группам. По ним Токаев и его сотрудники искали немецких ракетчиков по всей Германии. Это была кропотливая работа, требующая настойчивости и терпения. Ни того, ни другого подполковнику Токаеву было не занимать.

Среди немецких авиаконструкторов, задействованных в ракетной программе фон Брауна, особое внимание советской разведки привлекал учёный Курт Танк. Он не попал в чисто специалистов, захваченных американцами, потому что в это время находился в Польше на строительстве резервного ракетного полигона. После того как в Польшу вошли части Красной Армии, следы Курта Танка затерялись.

В феврале 1947 года Курту Танку исполнилось сорок девять лет. С 1933 года до окончания войны он был главным конструктором на «Фокке-Вульф-Верке». По его проектам были созданы самые быстрые истребители военных лет Fw 58 «Weihe», Fw 190 и высотный перехватчик Та 152. В конце войны он разработал проект турбореактивного истребителя Та 183, в котором были реализованы самые передовые идеи реактивной авиации. К работе ракетного центра в Пенемюнде он был привлечён в начале 1945 года и занимался аэродинамикой «Фау-2». Советской разведке было известно, что он не попал в число немецких ракетчиков, вывезенных американцами в США в ходе операции «Скрепка». Скорее всего, скрывался где-то в Берлине, в западных оккупационных секторах.

На след Курта Танка группа подполковника Токаева вышла случайно. Однажды вечером, в конце февраля 1947 года, в коттедж Токаева примчался на мотоцикле посыльный с запиской от капитана Квашнина. В записке было: «Есть интересный улов, нужно срочно допросить». Григорий выехал в Карлхорст, где были специально оборудованные помещения для подозрительных лиц, задержанных на чёрных рынках.

Самые большие чёрные рынки Берлина были возле рейхстага и в районе Бранденбургских ворот. Каждый день в любую погоду на них собирались тысячи людей. Только здесь можно было купить или выменять какую-нибудь еду. По приказу коменданта Берлина генерала Берзарина были отрыты все магазины и пекарни, но торговать было нечем и выпекать хлеб не из чего. Даже карточки удавалось отоваривать не всегда. Многие берлинцы подкармливались супом и кашей из красноармейских полевых кухонь, к ним выстраивались многочасовые очереди. Но основная еда добывалась на чёрных рынках. Сюда несли всё, что сохранилось после бомбёжек и пожаров: одежду, обувь, посуду. За ботинки можно было получить банку свиной тушёнки, за ковёр — полмешка картошки. Килограмм сливочного масла стоил 600 рейхсмарок, килограмм кофе 1100–1200 марок, пачка американских сигарет 20 марок. Сигареты были валютой наравне с долларами. Женские чулки стоили четыре пачки «Кэмэла» или «Честерфилда», не очень поношенное пальто — 20 пачек. Спекулировали всем. Блок сигарет приносил прибыль в 100 долларов, бутылка шнапса — 40 долларов, кусок мыла — 5 долларов. Самым дорогим товаром были лекарства и часы. Случалось, что часы с Микки Маусом, которые в США стоили 3 доллара 95 центов, уходили за 500 долларов. Когда американцы стали выписывать их с родины целыми коробками, командование специальным приказом запретило военнослужащим США появляться на чёрных рынках. Нарушителей вылавливали патрули и сажали под арест.

Очень активными покупателями были солдаты Красной Армии, которым заплатили жалованье за несколько лет. Они покупали всё подряд — одежду, фотоаппараты, аккордеоны, часы, и отправляли посылками на родину, обнищавшую за годы войны.

У немцев в западных оккупационных зонах карточек не было, им платили зарплату в рейхсмарках даже тогда, когда предприятия не работали. Марки быстро обесценивались, немцы старались как можно быстрее их потратить. В восточном Берлине всё было немного дешевле, чёрные рынки притягивали к себе жителей всего города. К рейхстагу, находившемуся в советской зоне, они старались не приближаться, предпочитали рынок у Бранденбургских ворот, который был как бы на ничейной земле. Советских патрулей здесь не было, но постоянно дежурили сотрудники СМЕРШа в штатском, высматривая по ориентировкам подозрительных лиц из числа скрывающихся нацистов. В тот день в конце февраля внимание контрразведчиков привлёк человек лет сорока в поношенной одежде, в надвинутой на глаза кепке, с большим вещмешком за плечами. Он постоянно настороженно оглядывался и покупал продукты, не торгуясь. По всему чувствовалось, что он спешит сделать покупки и поскорее убраться из опасного для него места. В его аусвайсе стояло: имя — Генрих Хиль, профессия — лаборант, место жительства — округ Штеглиц. Штеглиц был в западном секторе Берлина.

Люди его возраста подлежали обязательной мобилизации в вермахт. Поэтому капитан Квашнин, дежуривший в тот день у Бранденбургских ворот, спросил: «В каких войсках служили?» «Я был освобождён от воинской повинности по причине плоскостопия, у меня есть медицинское заключение», — ответил Хиль. Он старался держаться независимо, даже с некоторым вызовом, но было видно, что он перепуган. Ему явно было что скрывать.

Хиля посадили в машину и привезли в Карлсхорт. При обыске в его вещмешке нашли десять банок американской тушёнки, шесть банок сгущённого молока, большой пакет с яичным порошком и небольшой кулёк с натуральным кофе. Хиль объяснил, что он купил эти продукты для профессора, у которого последние годы работал. Сам профессор нездоров и не мог поехать на рынок. «Как зовут профессора?» — спросил Квашнин. «Герр Танк, — ответил Хиль. — Карл Танк». Это имя капитан Квашнин хорошо знал. Он прервал допрос и отправил посыльного к подполковнику Токаеву.

Когда Григорий приехал в Карлхорст, задержанный уже немного пришёл в себя. Советского офицера он встретил вопросом:

— Герр оберст, в чём меня обвиняют?

— Пока ни в чём. Обычная проверка. Мы разыскиваем видных деятелей нацистской партии и членов СС.

— Я никогда не был ни в какой партии. Я простой невоеннообязанный лаборант. Как я мог быть членом СС?

— А ваш патрон, профессор Танк?

— Об этом я ничего не знаю. Он учёный, далёкий от политики. Если он и был членом партии, то только потому, что так полагалось. Мы никогда об этом не говорили.

— В какой области работал профессор Танк? — продолжил Григорий допрос.

— Он математик.

— Сколько времени вы работаете у него?

— Пять лет. Он нанял меня ещё до войны.

— Вы всё время были с ним?

— Да, ему постоянно был нужен помощник.

— В Пенемюнде вы его тоже сопровождали?

Хиль растерялся и не сразу нашёлся с ответом.