Артур Таболов - VIP

Даже спустя много времени, вспоминая эту историю, Михаил Юрьевич Панкратов всё никак не мог освободиться от тягостного чувства. Всё было правильно, он действовал правильно, люди, с которыми он работал, действовали правильно, но ощущение какой-то глубинной неправильности, уродливой искривленности жизни не проходило. Будь в этой истории задействованы крутые бизнесмены или даже олигархи, он бы скоро о ней забыл. Но в том-то и дело, что главную роль в этой драме играла женщина, да такая, каких Панкратов никогда не видел. Они существовали где-то там, на обложках глянцевых журналов, умело подретушированные. А эта была без ретуши, живая, с огромными зелеными глазами, с капризным ртом, с волосами, собранными на затылке золотым узлом. Не только молодежь, но и вполне солидные люди застывали столбом при виде её, ошеломленные не красотой, вряд ли её можно было назвать очень красивой, но обаянием необыкновенной, ядерной силы, от которой зашкаливали бы все дозиметры. Каждый видел в ней то, что хотел увидеть. Совершенно непостижимым образом, не прилагая никаких усилий, она воплощалась для каждого мужчины в недостижимый идеал из забытого прошлого. Как японский нинзя сразу видит уязвимые точки в человеке, так и для этой женщины духовная анатомия любого мужчины была как раскрытая книга. Она была не из тех, в кого влюбляются. Она была из тех, по кому сходят с ума. И не мужчины выбирали её, она сама выбирала мужчин, легко сходилась с ними и так же легко расставалась. Её мужья и сожители воспринимали разрыв как неизбежность, словно понимая, что такая женщина не может долго принадлежать одному мужчине, но после этого как бы теряли волю к жизни. Её первый муж, потомственный дипломат из старинного аристократического рода, первый секретарь французского посольства в Москве, тихо спивался в ЮАР в бесперспективной должности атташе по культуре. Второй муж, московский банкир, как-то нелепо разорился и скрывался от кредиторов в Лондоне. Модный художник, с которым она одно время жила, неожиданно отказался от участия в самых престижных выставках и исчез из художественной тусовки Москвы. Его телефоны не отвечали, на звонки в дверь его мастерской никто не отзывался. Она с сочувствием относилась к их неудачам, но не принимала их близко к сердцу. Это было прошлое, а прошлое не должно мешать настоящему.

Лишь однажды она сделала ошибку, остановив свой выбор на медиамагнате Григории Вознюке, владельце десятка таблоидов, сети кабельных телеканалов и нескольких радиостанций, вещающих в ФМ-диапазоне. В «Форбсе» его состояние оценивалось в полтора миллиарда долларов.

В Москве над безликими кварталами Новых Черемушек возвышается восемнадцатиэтажная башня из тусклого бетона с плохо промытыми стеклами. Никакой вывески на ней нет, подъезд охраняет полицейский с автоматом Калашникова, в тамбуре с местными телефонами висит объявление: «Справки о судимости выдаются с 14 до 18 часов». На вахте дежурит прапорщик, вооруженный пистолетом Макарова. У чужих он въедливо проверяет документы, своих пропускает, едва взглянув на удостоверения. Свои все в форме, лейтенанты и старшие лейтенанты, капитаны, реже майоры. Медлительные лифты развозят их по семнадцати этажам башни. На верхний, восемнадцатый этаж поднимаются всё больше штатские, но с заметной военной выправкой. На семнадцати этажах располагается Зональный информационный центр МВД, а последний этаж выделен Российскому национальному бюро Интерпола.

По тому, какие машины съезжались по утрам к башне, можно было судить о благосостоянии сотрудников центра. Всё больше «Лады»-девятки и даже «Жигули»-шестерки, неновые иномарки. Никаких «мерседесов» и «лексусов». Что говорило о том, что здешний служивый люд либо не умеет брать взятки, что, как было известно всем, прекрасно умела делать вся полиция, либо не знает, с кого их брать и потому вынужден жить на зарплату. Зато невдалеке, на парковке «Газпрома», выпершего из земли огромным сине-зеленым фаллосом, глаза разбегались от дорогих машин. Тут тебе и «бентли» и «майбахи» и экзотические «мазератти» и «ламборджини».

Старший оперуполномоченный Интерпола капитан Игорь Касаев, сын одного из самых крупных и амбициозных девелоперов Москвы, владельца группы компаний «Мегаполис» Аслана Касаева, ездил на «форд-фокусе» и каждое утро, подъезжая к башне, испытывал чувство неловкости. Очень уж отличался его «форд» от машин сослуживцев. «Форд» подарил ему отец по случаю успешного окончания МГИМО. Он хотел купить сыну «порше-кайен», но тот воспротивился: «Ну представь: генерал-лейтенант, начальник Интерпола, ездит на служебной «Волге», а я буду рассекать на «порше»? И как на меня будут смотреть?» Отец считал, что равняться нужно на богатых и успешных людей, а не на нищебродов, но спорить не стал. Сошлись на «форд-фокусе». Но и эта машина была слишком хороша для центра. Игорь поспешно загонял её на служебную стоянку и уже с легким сердцем шел в башню.

Иногда, поднимаясь на лифте на восемнадцатый этаж, он представлял, что пересекает пласты криминальной российской истории. На нижних этажах хранились архивные документы о преступлениях давних, послереволюционных и довоенных времен, выше — агентурные донесения, следственные и судебные дела послевоенных банд, терроризировавших города, еще выше — громкие «хлопковые», «рыбные» и валютные дела времен застоя, а на самом верху — дела последних десятилетий российской истории, по сравнению с которыми блекли все преступления прошлых лет, даже самые дерзкие. Игорь не знал, в каком порядке и на каких этажах хранятся архивы центра, но ему было интересно думать, что они хранятся именно так, пластами, и лифт возносит его в самую что ни на есть жгучую современность, когда преступность перестала быть внутренним делом каждого государства и способствовала лучше, чем даже ООН, укреплению международного сотрудничества. Эти мысли сообщали ему чувство причастности к мировым проблемам и как бы одухотворяли бюрократическую машину, чем в сути своей являлся Интерпол с Генеральным секретариатом в Лионе и с национальными центральными бюро в ста семидесяти девяти странах мира.

В холле восемнадцатого этажа были вывешены крупные цветные снимки всех руководителей российского Интерпола, как в театральных фойе развешивают портреты отцов-основателей.