Артур Таболов - VIP

Когда Панкратов на своём «фольксвагене» подъехал к центральному входу Троекуровского кладбища, Игорь Касаев уже ждал его, прохаживался возле «форд-фокуса» с букетом красных гвоздик. Он был в джинсах и черной байкеровской «косухе» с множеством заклепок, в надвинутой на лоб бейсболке.

— Вы со службы? — поинтересовался Панкратов.

— Нет, взял отгулы за ночные дежурства. Почему вы спросили?

— Дресс-код.

— Да, в таком виде у нас на работу не ходят. Еще хорошо, что не заставляют носить форму. Пойдёмте. В конторе кладбища мне нарисовали, как найти участок.

День был будний, главная аллея почти безлюдна, редкие посетители обихаживали могилы близких, запущенные за зиму.

— Просветите меня, — попросил Панкратов. — Чем, собственно, занимается Интерпол? Как я понимаю, в штате у вас Джеймс Бондов нет?

— Кого нет, того нет, — с усмешкой подтвердил Игорь. — Мы скорее чиновники. Если совсем просто: участвуем в координации действий Международной уголовной полиции. Мы не ловим преступников, это не наша задача. Мы их вычисляем. Аналитическая криминальная разведка. Этим и занимался Сергей. Ну, и доставляем тех, кого поймали, на родину, когда есть решение об экстрадиции. Но это так, рутина.

— Есть у Интерпола какие-то права, которых нет у обычной полиции?

— Да как вам сказать. Мы можем вмешаться в любое уголовное дело, независимо от того, в какой оно стадии. Можем вести допросы обвиняемых без согласия следователей, при необходимости встречаться с ними в СИЗО без санкции следствия и прокуратуры. Вот вроде и всё.

— Вам нравится служба?

— Нравилась. До недавнего времени. Особенно нравилось, что на нас никак не влияет политика, мы не пересекаемся.

— Расскажите о Сергее, — попросил Панкратов. — Вы давно его знаете?

— Года четыре. Мы почти одновременно пришли в Интерпол. Он закончил юридический факультет МГУ и заочно Инъяз. Спокойный доброжелательный парень. Немного в себе, не закрытый, но и не нараспашку. Его отец был резко против того, что он пошёл в Интерпол. Его это огорчало, он любил отца, но настоял на своём. Было в нём внутреннее упорство. Я бы даже сказал: упёртость. Он был всего на два года старше меня, но я иногда чувствовал себя перед ним мальчишкой. Он был из тех, кого не очень замечаешь, когда они рядом, но остро чувствуешь, когда они исчезают. Здесь нам нужно свернуть, на эту аллейку.

Они еще издали увидели свежую могилу с большим дубовым крестом. Её подправляла какая-то пожилая дама и молодая девушка в тёмной косынке, в каких женщины ходят в церковь, косынка делала её похожей на монашенку. На скамейке дремал грузный старик с властным костистым лицом, но как бы тронутым подступающей изнутри гнилью.

— Добрый день, Нина Яковлевна, — поздоровался Игорь. — Это я вам недавно звонил. Примите наши искренние соболезнования.

— Вы кто? — проснулся старик.

— Я из Интерпола. Мы с Сергеем вместе служили.

— Служили? — загремел старик. — Прислуживали воровской власти, которая довела страну до того, что честному молодому человеку жить в ней нельзя! Убирайтесь! Ему не нужны ваши цветы. Ему от вас уже ничего не нужно!

— Николай Степанович, успокойтесь, — поспешно вмешалась девушка. — Вам нельзя волноваться. Выпейте корвалол.

— Холуи! — продолжал греметь старик. — Подлая власть! Подлые прислужники власти! Разворовали Россию! Отстаньте от меня с вашим корвалолом!

— Не отстанем, — возразила Нина Яковлевна. — Выпей и не капризничай. Пожалуйста, уйдите, — обратилась она к Панкратову. — У него было уже три инфаркта.

— Ушли, ушли, — поспешно заверил её Игорь. — Извините.

Словно истратив на проклятия подлой власти и ее подлых прислужников остатки энергии, Николай Степанович осел на скамейке, послушно осушил склянку с лекарством и снова словно бы задремал.

— Нехорошо получилось, — проговорил Игорь, когда они отошли от могилы, так и не положив на неё цветы. — О чём задумались, Михаил Юрьевич?

— Николаю Степановичу вроде бы не больше семидесяти?

— Около того. Сергей был поздним ребенком.

— Еще дети есть?

— Был старший брат. Служил в спецназе ВДВ, погиб в первую чеченскую войну.

— Уважаю. Заместителю Коржакова отмазать сына от Чечни — нечего делать.

— Не отмазал.

— Поэтому я и говорю: железный мужик. Был. Сейчас от него остались развалины. Аслан говорил вам, что самоубийство Сергея могло быть связано с деятельностью его отца?

— Намекал.

— Очень сомнительно. Кому может мешать этот старый больной человек? Нет, причину нужно искать в другом.

— В чём?

— Пока не знаю.

— У нас пошли разговоры, что у Сергея были какие-то неприятности по работе, и это подтолкнуло его к решению покончить с собой. Но я-то знаю, что никаких неприятностей не было. Он был на хорошем счету, досрочно получил майора. И из-за этого не стреляются.

— Сейчас не стреляются, — согласился Панкратов. — А было время — стрелялись. При Сталине. Когда ожидали ареста и хотели обезопасить своих близких. Чтобы они не стали ЧСИР, членами семьи изменника Родины, и не попали в лагеря.

— От чего стреляются сейчас?

— Это ты у меня спрашиваешь? — удивился Панкратов. Тут же спохватился: — Это ничего, что я на «ты»?

— Нормально.

— От белой горячки чаще вешаются. От наркотической ломки режут вены или выпрыгивают в окно. А от чего стреляются, понятия не имею. Это нам и предстоит выяснить.

Они дождались, когда родители Сергея уйдут с кладбища, положили на могилу цветы и молча постояли возле креста, обнажив головы. На кресте была укреплена овальная фотография Сергея в парадной форме с майорскими погонами. Молодое лицо с правильными чертами, взгляд открытый и словно бы чуть насмешливый, как будто он знал то, чего еще не знали другие. Под фотографией надпись: «Сергей Николаевич Старостин, 1984–2012».

— Это я снимал. После того как ему дали майора, — объяснил Игорь. — Обмыли звёздочки, было весело. Казалось, вся жизнь впереди.

— Что-то не то происходит в нашем возлюбленном отечестве, — проговорил Панкратов. — Трагично, когда молодые люди погибают в Афгане или в Чечне. Когда они добровольно уходят из жизни, это означает только одно, какую-то неправильность нашей жизни. Вроде и живём не так плохо, а вот…

Не договорив, он надел шляпу и пошел к выходу. Игорь последовал за ним.

У ворот кладбища к ним подошла девушка, сопровождавшая родителей Сергея. Попросила:

— Не сердитесь на Николая Степановича. Смерть сына его подкосила.

— Вы кто? — спросил Панкратов.

— Я была невестой Сергея. Уже назначили день свадьбы. Не случилось.

— Из-за его смерти?

— Нет, всё расстроилось раньше. С полгода назад. Сергей начал избегать меня, не звонил, на звонки не отвечал. Ничего не объяснял, но я поняла, что у него появилась другая женщина.