Кемель Токаев - Не жалея жизни

Эту последнюю фразу руководителя чертковской оперативной группы НКГБ память выплеснула так ярко, что младший лейтенант оглянулся, будто услышал ее вновь.

— Действуйте по обстановке… — переливалось и перекатывалось в глубине мозга. И настороженное сознание уже выхватывало еле уловимые признаки несчастья, какую-то пока не осознанную им, тревожную суматоху в селе, к которому он приближался. Еще взгляд, еще — и все встало, на свои места. Бесчинствует банда!

Вот и заслон у дороги на краю леса, из которого они только что выехали. Во дворах и на улице вооруженные люди. Их много… За ближним плетнем мелькнул ствол автомата. А вот показался и его владелец, волоча за собой чем-то набитый изрядной величины мешок… Увидел. Мешок к плетню. Автомат навскидку…

— Хто такий? — крикнул по-украински бандит.

— Тутешний я, — скороговоркой выпалил возница, — Василь Назаркив… А этого…

Но не договорил. Ствол автомата переместился в направлении младшего лейтенанта. Надо было и ему что-то ответить. Обдумывая и в то же время принимая решение, готовый дорого заплатить за свою жизнь, он сказал наконец:

— Я ж тебя не пытаю, кто ты? — потом добавил: — Из трудармии я. За Збручом мой батька…

Конопатый, в веснушках нос, обветренные губы. Купленное на восточной барахолке черного сукна полупальто с широким хлястиком. Шапка с козырьком на польский манер. Запыленные выворотные ботинки. Ничто не выдавало в нем военного человека. А его сипловатый голос располагал, успокаивал.

Автоматчик распорядился:

— Теперь послужишь на нашей стороне… Мобилизацию здесь провели. Мы сейчас уходим… Некоторых на тот свет отправили… Оружие ты получишь…

— А где вас найти?

— За Збручом «Тараса» знають, зустрінемось. А зараз вертайте на подвірря и щоб вас там не видно було… Чуешь, вуйко?! (Слышишь, дядя? — Н. Н. ).

Назарко не заставил повторять себе дважды, хлестнул лошадь и направил ее в открытые ворота.

Вот она — «нетипичная ситуация». Банда рядом, а ты один, безоружный (рекомендовали вооружиться по прибытии на место), и еще не ясно, как выйти из этой ситуации. Благо автоматчик документы не спросил, чемодан фанерный не открыл…

Еще не остановилась, бричка у хаты, как Степан схватился за живот и, на ходу расстегиваясь, приседая, будто от невыносимой боли, побежал за клуню, а там, не теряя времени, дальше, через сад, к лесу. Черт с ним, с чемоданом, найдется. На лесной опушке присел за куст, огляделся. Увидел, как в только что оставленную им улицу быстрыми шагами втягивался бандитский дозор, виденный у дороги на въезде в село. Впереди картинно вышагивал «Тарас». Понял, что действительно уходит банда. Поэтому и дозор сняли. Значит путь к шоссе, где движение, где войска перебрасываются к фронту, свободен. Может быть, успеют их перехватить… Ишь ты, чем дальше фронт, тем все больше наглеют. Выползли из своих нор и «мобилизуют». На что надеются?

А сам бежал по осеннему лесу, придерживаясь проселочной дороги, и припоминалось ему все, что воочию успел увидеть и о чем от других услышал. Мысли и решения мелькали молниями. А ноги все тяжелели и тяжелели. Отвыкло расслабленное тело от таких нагрузок. Меньше надо было отлеживаться на вагонных полках за те несколько недель, что потребовались ему на путь от Тяньшанских гор до Тернопольщины…

Но вот кончился лес. Метров восемьсот осталось до шоссе. И тут он увидел, как на проселок свернула машина. Грузовик с вооруженными солдатами! Наши это, наши… Радостно запела душа. Еще быстрее понесли ноги навстречу людям. Его заметили. Остановились и ждут. Добежал. Рывком выдернул из кармана и подал документы в кабину.

— Я оперативный уполномоченный младший лейтенант Степан Савченко. Там, — взмах рукой в сторону леса, — банда…

А горло перехватило — уже не разобрать слов. Одеревенели вдруг и стали непослушными ноги… В себя пришел в машине. Держали путь в село. Трое в кабине и двенадцать человек в кузове. Два офицера и тринадцать солдат. На кабине — ручной пулемет. Наготове три автомата и десять винтовок. Это было пополнение гарнизону того райцентра, куда добирался Степан.

Вот и знакомое село. Вымерло будто… Остановились у полураскрытых ворот первого двора, и волосы зашевелились у Степана. Перед ним лежал истерзанный труп Василия Назарко. Крест-накрест исполосовано батогом лицо, вилами пригвождено его могучее тело. Рядом — разбитый фанерный чемодан и втоптанная в навозную жижу фуражка василькового цвета с малиновым околышем. Значит, не поверили простому селянину…

Его позвали к колодцу, куда солдат-шофер пошел набрать воды, чтобы долить в радиатор. В колодце тоже были трупы… Без промедления рванулись преследовать бандитов.

Снова мчится грузовик, ощетинившись винтовочными стволами. В бинокле прыгают кусты и дальние перелески. Вдруг будто выплыла брошенная на краю леса одинокая бричка.

— Та это бричка, — подтвердил Степан, — давай на нее.

Подъехав, остановились. Постромки обрезаны, значит торопятся… Стеной стоят молчаливые деревья, и нет пути, чтобы проскочить их на машине.

Рассыпались цепью. Перебежками пошли в темную глубь леса. Просвечиваемый лучами заходящего солнца, он колыхался, словно населенный причудливыми тенями. За стволами, казалось, прятался кто-то. То и дело замирали, прислушиваясь, но двигались быстро. Вот и большая поляка…

И тут, не далее, чем метрах в двухстах, мелькнул в сумерках хвост уходящей банды. Застрекотал пулемет вслед. Залились горячим свинцовым посвистом скорострельные автоматы. И побежали зайцами под прикрытие бандиты, торопливо отстреливаясь. Несколько фигур переломились и остались лежать на той стороне поляны.

Но что это? Один бандит показался из леса и бежит обратно.

— Прекратить огонь! — звучит команда.

Никак «Тарас»? Будет сдаваться? Непохоже. Вот он наклоняется над тем местом, где упали его дружки… И вдруг леденящим душу эхом расплеснулся над лесом истошный вскрик раненого. Добивает, вражина…

Не нужна была бойцам команда. Дружно ударили по изогнутому силуэту бандита, зигзагами бросившегося к лесу. И настигла его чья-то пуля, когда он уже коснулся рукой первого дерева…

Звоном в ушах отдалась наступившая тишина. Опасаясь засады, бойцы и их командиры обогнули поляну. Почти на ощупь прошли еще несколько десятков метров в том направлении, куда бежала банда, и остановились. Кромешная тьма украинской ночи обволокла своим черным покрывалом все вокруг, и не было дальше пути…

Шел сентябрь 1944 года.

Разбита гитлеровская военная машина. Прикончен фашизм в его же логове. Люди снова увидели, как красочно цветут сады, каким бездонным кажется голубое небо и ярким — закатный горизонт. Их не затягивают дымные сполохи войны. Только слезы матерей горько-солеными росами оседают на могилах погибших сыновей и дочерей, да слышатся зовы их, чтобы вернула земля дорогих чадушек, которые и пожить-то не успели, а взяла бы их — старых, да немощных…