Артуро Перес-Реверте - Саботаж

– Можно вас спросить?..

– Рискни – и увидим, можно ли.

– Как давно вы узнали, что Эдди Майо – британский агент?

– С самого начала знал.

– А мне почему не сказали?

– Не счел нужным. Эта информация тебе не пригодилась бы.

– Неужели она знала о нашей операции по Баярду?

– Нет. Она всегда была уверена, что ее донесения более или менее безвредны. Что МИ-6 только хотело держать Баярда под наблюдением, да не смогло.

– И она не догадывалась о том, что мы замышляем?

– Когда наконец догадалась – отчасти благодаря твоему вмешательству, – было уже слишком поздно.

– В том числе и для нее самой.

– Да.

– Я бы мог…

– Да черта лысого ты бы мог! И довольно об этом! Не суйся в дела, которые тебя не касаются.

– Это – касается, сеньор.

– С какой стати? Пусть англичане разбираются. Нам-то что? – Адмирал вдруг взглянул на Фалько с опаской: – Или у тебя с ней было что-то серьезное?

– Ничего у меня с ней не было.

– Наверно, хорошенькая была?

– Вы разве не видели ее фотографий?

– Вроде не попадались.

– Да. – Фалько сделал глоток вермута. – Очень хорошенькая. Была.

Здоровый глаз адмирала продолжал всматриваться в него с подозрением:

– От такого бессердечного человека всего можно ждать…

– Нет, сеньор. Ответ отрицательный. Контакта не возникло.

– Смотрел на нее украдкой, вздыхал и в сторонку отошел? Так, что ли?

– Ее убили. Почти у меня на глазах.

– Ты же не виноват.

– Не в этом дело… Коваленко приказал ликвидировать ее почти что смеха ради, в жанре шутки для тех, кто понимает, и ради того, чтобы поглумиться над нашими. И меня гложет, что он ушел безнаказанным. Не расплатился.

– Тебе, мальчик мой, тоже приходилось убивать.

– В свой срок я за это заплачу.

– Ну а этому большевистскому крокодилу срок пока не пришел. Не говоря уж о том, что на фоне прочих его свершений это такая мелочь. Примерно как муху прихлопнуть.

– Знаю.

– Так что помочи голову холодной водой и забудь.

Они огляделись. Под мостом белели паруса яхт. Из динамиков теперь доносилась песня Тино Росси.

– Не должен был бы ничего тебе говорить, – произнес адмирал, – но скажу. Эта сволочь активно сотрудничает с нами. Совершенно нежданный карамболь, и ты справился с ним превосходно. Мы поселили его под надежной охраной в загородном доме, кругом дубовая роща, свинки бегают, желуди жрут. Сведения получаем от него, что называется, в час по чайной ложке, он не хочет транжирить свой капитал, но сведения – ценнейшие: имена, контакты, связи, агенты, действующие на нашей территории… Масштабные операции, правительственные секреты. Вытягиваем из него все, как господь заповедал.

– То, что он позволяет вытянуть.

– Ну разумеется. Он предупредил, что кое-какие темы лучше не затрагивать. Думаю, это то, о чем он заключил страховой договор с Кремлем… Субъект примечательный – холодный, методичный, беспощадный, умный… Только поначалу кажется заурядным мелким мерзавцем, а как сядешь напротив, как глянешь ему в глаза, так и поймешь, что это сволочь первостатейная, в духе Парменида… [73] Имеются в виду воззрения древнегреческого философа Парменида (540–470 гг. до н. э.), согласно которым критерий истины – разум, а ощущения и опыт не могут быть источником знаний. – Он с сомнением взглянул на Фалько: – Знаешь, кто это?

– Понятия не имею.

– Ну и не надо. Ловок, в ступе, как говорится, не утолчешь… Не ухватишь. Я про Коваленко, не про древнего грека. Даже чахоточной дочкой его не подцепишь.

Проехал, позванивая колокольчиком, маленький электропоезд, набитый посетителями. Адмирал задумчиво наблюдал, как толпа раздается перед кабиной в стороны и сразу же смыкается за последним вагончиком.

– Когда выпотрошим, выполним условия договора. Через несколько месяцев. Наш общий друг полковник Керальт в своем суровом-лаконичном стиле высказал намерение сграбастать его и расстрелять без околичностей, однако мы рассчитываем, что Николас Франко, как человек практический, не допустит такого. И замолвит словечко перед каудильо.

– А сам-то Коваленко уже сообщил, куда намерен направиться?

– Склоняется к Южной Америке. Да нам-то не все ли равно, куда… Мы обещали ему неприкосновенность и прикрытие только на некий срок. И точка. И больше он от нас ни хрена не получит.

– Он сказал, что у него кое-что имеется на черный день.

– В Швейцарии, кажется. Малый не промах.

Адмирал отпил вермута, опустил бокал на стол и вытер усы.

– Не завидую ему – до могилы теперь ходи да оглядывайся. И каждый раз, как постучат в твою дверь, думай, что это Сталин подослал убийцу… Но, впрочем, сам замесил, сам и выхлебал.

Он взглянул на Фалько, словно ожидая ответа, но тот промолчал. Немного погодя адмирал достал из жилетного кармана часы:

– Ну, у меня еще дела… Подвезти тебя?

– Я лучше пройдусь.

– Тогда проводи меня до машины. Тем паче что ты оставил водителю папку.

– Да, верно.

– Ну, идем тогда. – Они встали из-за стола. – Расплатись и пошли.

– Тут всего пять франков, – возразил Фалько, отсчитывая монеты на ладони. – Всего ничего. Могли бы и вы в кои-то веки тряхнуть мошной.

– Мошной я трясу, когда плачу тебе по четыре тысячи в месяц плюс оперативные расходы. Кроме того, у меня нет мелких.

Они направились к выходу на набережную Пасси, где парковались автомобили. Адмирал раза два покосился на Фалько, но ничего не сказал. Наконец не выдержал:

– О твоей подруге Еве Неретве сведений нет. Зеро! След ее оборвался в Москве.

Фалько с непроницаемым лицом рассматривал прохожих:

– Я ведь о ней не справлялся.

– Нет, конечно. Ты парень крепкий, жесткий и все такое… Но я, как твой начальник, говорю то, что в голову придет и с языка сойдет. Понял?

– Вполне.

Прошли еще немного в молчании. Фалько сдвинул шляпу набок, сунул руки в карманы. Сделав еще несколько шагов, очень медленно кивнул – раз и другой, – словно подводя итог своим размышлениям:

– Я знаю, что ее нет в живых.

– Да, скорей всего… Коваленко того же мнения.

И снова погрузились в молчание. Репродукторы затихали у них за спиной. Многочисленные посетители направлялись к ближайшей станции метро.

– То, что было в Танжере…

– Забудьте Танжер, господин адмирал… Что было, то быльем поросло.

Подошли к адмиральскому «мерседесу». Водитель в серой форменной тужурке и фуражке, в перчатках с крагами вышел из машины и открыл заднюю дверь. Фалько попросил открыть и перчаточный ящик и вынул оставленную там кожаную папку.

– У меня для вас подарок, господин адмирал.

– Подарок?

– Так точно. Сувенир из Парижа. Со Всемирной выставки, если быть точным.

Отодвинув водителя, Фалько вытащил из кармана ключик, отпер замок на папке и передал в руки адмиралу ее содержимое – большой, небрежно сложенный вдвое кусок холста, покрытый черно-серыми мазками.