Виктор Суворов - Аквариум [Новое издание, исправленное и переработанное]

Успех — это расслабление. Внезапная разрядка может кончиться катастрофой, срывом, истерикой, глубочайшей депрессией, преступлением, самоубийством. Мудрые варяги знают это.

И Навигатор знает. И оттого он и радостен, и строг. Навигатор мне на какие-то несуществующие мои промахи указывает, дабы не взорвался я от ликования. А как не ликовать? Он согласен. Он взял деньги. Он взял список вопросов, которые должны быть отражены в книге (в издании на английском многие из этих деталей могут быть опущены). Получив десять процентов, он в наших лапах. 73 тысячи он растратит быстро, и ему захочется получить остальные. Опыт ГРУ говорит, что было множество людей, желавших получить десять процентов и ничего потом не делать. Но каждый из них, почувствовав вкус денег, за которые не надо много работать и не надо много рисковать, делал работу на совесть и получал остальное [13]. Из этого правила не было исключений.

Не знаю почему, но успех не радует меня. Правы, наверное, люди, которые говорят, что счастье можно испытывать, лишь карабкаясь к успеху. А как только успеха достигнешь, то уже не ощущаешь себя счастливым. Среди тех, кто добился успеха, мало счастливых людей. Среди оборванных, грязных, голодных бродяг гораздо больше счастливых, чем среди звезд экрана или министров. И самоубийства среди всемирно признанных писателей и поэтов случаются чаще, чем среди дворников и мусорщиков.

Мне плохо. Не знаю почему. Сейчас я готов на все. Почему, интересно, нас никто не вербует? Вот если бы сейчас подошел ко мне американский дипломат и сказал: «Эй, ты, давай завербую!» Не вру, согласился бы. Он бы удивлялся, зная повадки ГРУ. «Эх ты, дурак, — сказал бы мой американский коллега, — ты соображаешь, что тебя ждет в случае провала?» «Соображаю», — радостно ответил бы я. Ну, вербуй меня, проклятый капиталист! Я на тебя без денег работать буду. То, что американская разведка мне передавать будет, клади в свой карман! Я просто так хочу головой рисковать. Разве не упоительно по краю пропасти походить? Разве не интересно со смертью поиграть? Ведь находятся же идиоты, которые на мустангах диких скачут или перед бычьими рогами танцуют. Не ради денег. Удовольствия ради.

Ну, вербуйте меня, враги, я согласен!

Что же молчите?

Проверки, проверки, снова проверки. Совсем замучили проверки, надоели.

Завербованных нами «друзей» проверять легко. Всех их постоянно контролирует служба информации ГРУ — конечно, не зная ни их имен, ни их биографий, ни занимаемых постов. Один и тот же вопрос можно освещать, находясь в тысячах километров от интересующего ГРУ объекта: во время Второй мировой войны информация о планах германских стратегов поступала из Женевы, из Токио, даже из Никосии. И ни один источник не может знать о существовании других и об их возможностях. Если данные одного источника резко отличаются от других, значит, что-то неладно с этим источником. Но может быть и наоборот: что-то неладно со всеми другими источниками — они заглатывают дезу, и лишь один глаголет истину.

Во всяком случае, если с разных концов света поступают экземпляры одного и того же аппарата, который вдобавок ко всему при копировании дает положительные результаты и разрешает проблемы армии, то можно пока не беспокоиться. Пусть даже наши «поставщики» перевербованы. Пусть они стали двойными агентами. Не беда. Давал бы материальчик. Если полиция и контрразведка готовы так дорого платить только за то, чтобы поиграть с нами, пусть платят. Мы и такие подарки принимаем. А как только подарки окажутся негодного качества, с гнильцой, Служба информация нам об этом немедленно сообщит.

Но Аквариум проверяет не только наших «друзей», но и нас самих. Проверяет часто, утомительно, придирчиво. Против нас другой метод используется — провокация. За время учебы и работы каждый из нас множество раз попадает под проверки — то есть под провокации Аквариума. Начальники наши беспокоятся, как мы на ту или иную ситуацию реагировать будем.

Я пока всегда правильно реагировал: обо всем, что со мной приключается, что с друзьями моими случается, немедленно и точно своему командиру докладываю. Увидел в лесу своего товарища — командиру доложи. Если с товарищем после этого ничего не случилось, значит, он на операции в том лесу был, а может, он там просто так находился, чтобы командир проверить мог: увижу ли я его, доложу ли вовремя. Меня все время проверить пытаются: кто для меня дороже — Аквариум или товарищ. Конечно. Аквариум! И попробуй не доложи! Вот и конец всему, вот ты уже и на конвейере.

Впрочем, в последнее время мне доверять больше стали. Я теперь сам постоянно в проверках участвую. Вот и сейчас, темной ночью, бросив машину подальше, шлепаю по лужам в темноте. Ногам холодно и мокро. Когда вернусь домой, обязательно в ванну залезу на целый час, попарюсь.

В кармане у меня пакет, в пакете — Библия. Книжечка маленькая совсем, на тоненькой бумаге отпечатана. Это их всякие религиозные общества в таком виде специально выпускают, чтобы удобнее в Союз провозить можно было. Библию эту я в почтовый ящик брошу.

Почтовый ящик Вовке Фомичёву принадлежит — он капитан, помощник военного атташе, наш то есть парень, из Аквариума, недавно прибыл. Догадывается он или нет, но ему сейчас Аквариум серию гадостей подбрасывает. Этим сейчас занимаюсь я лично. Библию он завтра утром из своего почтового ящика достанет — всякие религиозные общины и организации их нам постоянно подбрасывают. Вряд ли он знать будет, что на этот раз мы в его ящик пакет опускаем. Может, книжечка его заинтересует, может, он ее ради бизнеса сохранить попытается: в Союзе народ с ума посходил, за такие книжечки уйму денег платит, не скупится. Завтра — выходной, на работу идти не надо. Вот и полюбуемся: прибежит он утром с докладом или до понедельника подождет, а может, и вообще не доложит — сохранит книжку или тайно выбросит ее, чтобы лишних неприятностей не было. Но любой из этих вариантов, кроме первого, кроме немедленного рапорта, для него конец означает. Конвейер то есть.

Холодно, мокро. Листья ветер по тротуару гонит. А как попадет листок в лужу, вот и все. Влип. Больше не летает. Его теперь мусорная метла подхватит. Заметет.

Никого на улицах. Лишь я — одинокий шпион великой системы. Я своего собрата сейчас проверяю. Впрочем, трудно сказать, кто кого проверяет на самом деле. Вовка Фомичёв мне друг. Мы с ним уже дважды на операции совместные выходили. Работает он мастерски и уверенно. Но черт его знает — прибыл он недавно и, может быть, со спецзаданием. Может быть, с его помощью меня сейчас проверяют? То-то он ко мне в друзья мостится. Опыта якобы желает набраться! Может быть, это меня вновь проверяют: вдруг брошу я пакет в его ящик, а сам его по-дружески предупредить попытаюсь, чтоб бегом докладывать бежал. Тут мне и конец. Тут уж меня на конвейер поставят: неужели товарищ тебе дороже доблестной советской военной разведки?