Чингиз Абдуллаев - Тоннель призраков

— Плевала я на него и на тебя! — заорала Зинаида Михайловна. — Пусти меня.

Слышишь, пропусти. Мне нужно срочно взять одну вещь.

Несколько курсантов поднялись, явно намереваясь помочь Сандре. Кунин и Родионов вскочили, чтобы отстоять права Анохиной.

— Подождите, господа, — вмешался Дронго. — Может быть, мадам Анохина пройдет в четвертый вагон в сопровождении Сандры и возьмет нужную ей вещь? Ей нужно взять лекарство из своей сумки, — добавил он, радуясь, что Анохина не понимает по-английски.

Курсанты закивали. Сандра промолчала. Дронго быстро шепнул Зинаиде Михайловне:

— Идите и возьмите, что хотите. Я сказал, что вы идете за лекарством.

Только быстро.

Зинаида Михайловна кивнула в знак благодарности и вышла в четвертый вагон.

За ней поспешила Сандра. Они вернулись минут через пять, и Анохина-старшая была уже пунцового цвета. Она подошла к дочери и о чем-то спросила ее. После чего прошла чуть дальше и уселась с мрачным видом, даже не взглянув на сопровождавшую ее Сандру.

— Что-нибудь случилось? — спросил Дронго, усаживаясь рядом с ней.

— Случилось? — очнулась от своих мыслей Зинаида Михайловна. — Нет, нет, все в порядке.

— Я же вижу, как вы волнуетесь, — заметил Дронго. — Что произошло?

Расскажите лучше сейчас, пока мы не прибыли в Лондон, чтобы не случилось еще одной трагедии. У вас пропал пистолет?

— Откуда вы знаете? — испугалась женщина. — С чего вы вообще взяли, что у нас был пистолет?

Он молча смотрел на собеседницу, и от этого та нервничала еще больше.

— А если даже и был? Что тут такого? Из нашего пистолета никого не убивали. Слава богу, что он у нас был зарегистрирован по всей форме, все оформлено, как положено. Обычный дамский «браунинг»…

— Куда он делся? — прервал Дронго.

— Не знаю, — ответила женщина. — Я ничего не понимаю. Куда он мог деться?.. Понятия не имею. Он лежал в сумке, когда мы вошли в вагон. Потом я его переложила в свою сумочку. И он оттуда исчез.

— Вы оставляли сумочку в салоне вагона, когда выходили в туалет?

— Оставляла, — с отчаянием в голосе ответила Зинаида Михайловна. — Откуда я знала, что эта респектабельная публика — убийцы и воры?

— У вас вытащили пистолет? Только пистолет или еще какие-нибудь ценности?

— Нет, только пистолет. Это меня и удивляет. У меня в сумочке был кулон, довольно дорогой. Подарок мужа, стоимостью в несколько тысяч долларов. Но его не тронули. Вы представляете, какие у нас воры? Кулон не трогают, а дешевый пистолет воруют. Мразь какая…

— Судя по составу вашей группы, их нельзя удивить суммой в несколько тысяч долларов. А вот пистолет убийце может понадобиться.

— Вы думаете, нас могут убить? — испугалась Анохина.

— Ну что вы! При стольких свидетелях — вряд ли. Скорее, наоборот, убийца может использовать пистолет для шантажа.

— Какой ужас! Что же мне делать?

— Сразу заявить в полицию. Прямо на вокзале. Как только приедем.

— Они нас арестуют?

— Думаю, что нет. Но заявить нужно обязательно, иначе, если этот пистолет обнаружат, у вас могут быть серьезные неприятности.

— Да, да, конечно. Вы правы. Я говорила мужу, чтобы он не давал нам эту гадость. Какой ужас, какой ужас! Что теперь будет? Вы думаете, нас с дочерью могут обвинить в убийстве Александра Абрамовича?

— Думаю, что нет, — успокоил женщину Дронго. — Не нужно так волноваться.

Через пятнадцать-двадцать минут мы будем в центре Лондона.

— Господи, какая ужасная поездка. Я с самого начала не хотела сюда ехать.

— Не нужно так волноваться, — посоветовал Дронго. — И успокойте дочь, она тоже очень волнуется.

Он пересел обратно к Родионову. Тот неодобрительно посмотрел на него.

Наконец спросил:

— О чем ты говорил с этой мегерой?

— У них пропал пистолет. Она не знает, куда он делся.

— Господи, только этого нам не хватало, — вздохнул Родионов.

— Ничего страшного. Я посоветовал ей заявить о пропаже сразу, как только мы приедем в Лондон.

— Юлия Соломоновна приходит в себя, — указал на жену Горшмана полковник. — Если ты хочешь у нее что-то спросить, то лучше это сделать сейчас. Потом в больницу тебя могут просто не пустить. У них в этом отношении очень строгие правила.

— Надеюсь, она в состоянии говорить, — пробормотал Дронго, направляясь к убитой горем женщине. Рядом с ней по-прежнему находилась Лена Анохина.

— Ей нельзя нервничать, — предупредила она, взглянув на Дронго.

— Я знаю, — кивнул он, усаживаясь рядом. — У меня только два вопроса.

— Как он себя чувствует? — спросила Юлия Соломоновна. — Он еще жив?

Ей все еще казалось, что муж тяжело ранен. Дронго и Лена переглянулись.

— Да, — сказал он, тяжело вздыхая, — пока жив. Врачи сейчас его оперируют.

— Слава богу. — Юлия Соломоновна закрыла глаза. — Слава богу, что все так закончилось.

— Извините меня, — произнес Дронго. — Вы не помните, кто-нибудь угрожал вам или вашему мужу?

— Нет, — открыла она глаза. — Не знаю, — произнесла она, немного подумав.

— У Саши было много недоброжелателей, но я не знаю, кто его так ненавидел.

— Он хотел продать еврооблигации? Для этого он отправился в Лондон?

— Да. Они договорились с Беляевым об этой сделке. Нужно было подтвердить законность сделки независимой аудиторской проверкой. У него были такие обширные планы… — Она тихонько заплакала.

Лена взглянула на Дронго.

— Уходите, — попросила она. — Пересядьте на другое место. Вы же видите, что она ничего не может вам сказать. Она в таком состоянии…

— Извините. — Дронго снова пересел к полковнику.

— Ничего, — сказал он. — Ничего конкретного. Она сейчас не в том состоянии, чтобы здраво рассуждать.

Поезд огибал город, чтобы въехать в Лондон с юго-запада. Пассажиры, уставшие от напряжения и переживаний последних часов, молча сидели в своих креслах. Через пятнадцать минут поезд остановился на вокзале имени королевы Виктории. Сандра предупредила всех пассажиров злополучной группы, чтобы они оставались на своих местах и не покидали вагон без специального разрешения прибывшего полицейского комиссара.

— Представляю, что этот Мересс способен ему наговорить, — со злостью пробормотал Кунин.

Через двадцать минут они увидели, как два тела, накрытые одеялами, выносят из соседнего вагона. Еще минут через двадцать их паспорта проверили суровые пограничники. Затем им пришлось ждать довольно долго, почти час, пока наконец в салоне вагона не появился Мересс, любезно пропустивший вперед себя пожилого мужчину невысокого роста. На вид комиссару полиции было лет пятьдесят. Он, нахмурившись, оглядел группу.

— Кто-нибудь говорит по-английски? — спросил он.

— Как ваша фамилия? — спросил Кунин на хорошем английском.