Чингиз Абдуллаев - Закон негодяев

Прокурор республики, наконец, закончил доклад, и все дружно захлопали.

По предложению заместителя прокурора по кадрам, ведущего коллегию, пока прокурор был на трибуне, выступающим в прениях давалось не больше пяти минут.

Выступающих было много — всем хотелось отличиться, показать себя при начальстве. Министр внутренних дел недовольно сопел каждый раз, когда произносили очередную фамилию.

«Господи, — подумал Велиев, — и когда все это кончится?» Он поискал глазами Кязимова. Тот сидел в зале, отчаянно зевая и прикрывая рот своей огромной ладонью. Тучному Кязимову приходилось довольно непросто на жестких стульях в зале заседаний.

«Интересно, о чем они говорили с этими иностранцами, — подумал Велиев, — вообще-то Кязимов умница, знает, что можно говорить, а чего нельзя». Поэтому он его так ценит. Кязимов, кроме того, обладает блестящими аналитическими способностями, а это очень помогает в работе.

Выступал прокурор Рагимов из Бейлагана. Он был маленького роста, и его голова едва виднелась над трибуной для выступающих. Но от этого апломба и высокомерия только прибавлялось. Он говорил так, словно по-прежнему был инструктором Центрального Комитета партии. Такие, как Рагимов, не умели мыслить новыми категориями. Все знали, что единственная задача маленького прокурора — пробиться в Баку любыми способами, используя при этом таранную мощь своего родственника-премьера. Об этом знал и прокурор республики, уже обдумывающий, на какую именно должность он может взять этого никчемного Рагимова со столь прекрасными родственными связями.

Заседание коллегии закончилось в девятом часу. Уставший Велиев подозвал к себе Кязимова.

— Ну как у вас дела с этими иностранцами, — добродушно спросил он, — встретились, поговорили?

— Нет, — ответил Кязимов, — с ними беседовал следователь Мирза Джафаров.

Он как раз вернулся утром из Бейлагана. — Велиев помрачнел. Это никак не входило в его планы.

— Вы успели побеседовать с ним? — сухо поинтересовался он, выходя в коридор. Кязимов шел следом.

— Да, конечно. Мы правильно сделали, что послали его туда. Он нашел подтверждение этой банды. Пять человек, шли в сторону границы.

— Сколько человек? — переспросил Велиев, чуть замедляя ход.

— Пятеро. Двое погибших как раз из этой банды. Один азербайджанец, другой армянин, Я прикажу ему дать подробный рапорт.

— Да, да, конечно, — у Велиева началась одышка, он даже дотронулся рукой до стены.

— Вам плохо? — удивился Кязимов. Велиев всегда вызывал у него чувство доброй зависти своей подтянутой спортивной фигурой.

— Ничего, это сейчас пройдет, — Велиев вздохнул, — мне нужно будет самому взять на себя руководство этой операцией. У Джафарова есть какие-нибудь результаты?

— Судя по всему, есть, и неплохие, — Кязимов никак не мог понять, почему Велиев так интересуется поездкой Джафарова. «Может, из-за Рагимова, — внезапно подумал он. — Этого стервеца, наверное, хотят перевести в город, и нужно собрать побольше положительных моментов. Хотя на Велиева это не похоже, он, видимо, недолюбливает Рагимова».

В этот момент они увидели Ахмедова, спешно поднимавшегося по лестнице.

Что-то такое в его поведении заставило Кязимова насторожиться.

— У нас неприятность, — Ахмедов, похоже, никогда не волновался. Он вообще не любил своей работы, брезгливо относился к сослуживцам и равнодушно — к просителям, попадавшим к нему на прием.

— Что произошло? — спросил Велиев.

— Только что звонили из МВД. Убит следователь Мирза Джафаров. Попал в засаду на восьмом километре, — Ахмедов произнес все это своим спокойным, бесцветным голосом.

Вечер у Автандила затянулся почти до рассвета. Хозяин действительно умел принимать гостей. Здесь были такие блюда, о существовании которых «Дронго» даже не подозревал.

Кроме них троих за столом оказалось еще человек десять, и тосты не прекращались ни на минуту. А когда все гости вместе с хозяином запели, и каждый знал свою ноту в этом слаженном хоре, «Дронго» стало немного грустно. «И такой народ, — думал он, — натравили друг да друга, заставили убивать своих соотечественников. Какая кара может быть хуже этой?»

Когда обед наконец закончился и аккуратные ребята стали накрывать столики в саду, под деревьями, чтобы гости могли выпить там чаю, батоно Автандил увел гостя на веранду дома.

— Посмотри, как красиво, — сказал он, показывая вниз, на лежавший у моря город. Зрелище действительно было незабываемым. Несмотря на тяжелое экономическое положение, на явную нехватку электроэнергии в городе весело мелькали огоньки. Словно перекликающиеся друг с другом, они придавали всему Батуми какое-то странное очарование. Огоньков было немного, но они были рассыпаны по всему городу и тянулись дальше по побережью.

— Действительно красиво, — согласился «Дронго». Он даже не хотел притворяться, что плохо знает русский язык. Ночью, после такого застолья, это было как-то неприлично.

— Австралийский журналист, — с издевкой сказал Автандил, — если ты из Австралии, то я из Новой Зеландии.

«Дронго» весело рассмеялся. На душе было спокойно и хорошо.

— Будем считать, что вы меня раскрыли, — сказал он старику.

— Какая разница, — махнул рукой Автандил, — если ты шпион, то на здоровье. Хотя, что у нас можно разведать, какую такую тайну, не знаю. Если из госбезопасности — тоже хорошо. Делай, что хочешь, это меня не касается.

Главное, чтобы ты наших людей не обижал.

— Обещаю, — очень серьезно сказал «Дронго».

— А с Давидом давно знаком? — спросил его Автандил.

— Недавно. Я искал в прошлом году его сына, пропавшего в Москве.

— Так это ты был, — повернулся к нему Автандил, — дай я на тебя еще раз посмотрю. Хорошее ты дело сделал, дорогой, очень хорошее. Вернуть отцу сына — это самое лучшее дело на свете. Так вот какая у тебя профессия, — догадался он.

Потом, помолчав, сказал:

— Знаешь, про Давида много гадостей всяких говорят. А ты не верь. Он богатый человек, это правда. Но и трудолюбивый. Когда в семидесятые годы Шеварднадзе свирепствовал в Грузии, у Давида пять подпольных цехов было. Он на них такую продукцию делал, в Англии завидовали. Тогда за это сажали. А сейчас хвалят, говорят, предпринимательство нужно развивать. И сам Шеварднадзе призывает к этому. Вот так у нас все поменялось. А мы с ним дружим очень давно, почти пятьдесят лет.

Он помолчал и продолжал:

— Отцы наши вместе погибли в Польше. Его и мой — при взятии Варшавы. И похоронки мы в один день получили. С тех пор и подружились. Соседи мы с ним были, в одном квартале в Тифлисе жили. Когда ему плохо было, он ко мне приходил, когда мне становилось трудно, шел к нему. С тех пор и дружим. Я все о нем знаю, о его связях, о его брате Арчиле, о его делах. Но все равно люблю его, как брата.