Андрей Троицкий - Москва 1979

— Уходим, — сказал Борис. — Чего без столку стоять.

Они оказались на аллее, плохо освещенной, почти пустой, пошли в глубину парка. Впереди Борис с Петром, сзади Игорь Громов, — плечистый парень, когда-то увлекавшийся вольной борьбой, и Павел Агафонов, спортсмен разрядник. Эти ребята всегда шли сзади, выглядели грозно. У фонаря на лавочке сидел плотного сложения мужчина лет сорока и женщина в светлом платье и вязаном жакете. Человек глянул на дружинников, появившихся из темноты, наклонился к холщовой сумке, стоявшей между ног, что-то сунул в нее и отвернулся.

Борис подошел, вытащил удостоверение дружинника и показал его мужчине. Тот как-то неловко поднялся, одернул мешковатый пиджак и сказал:

— В чем дело, ребята? — лицо мужчины раскраснелось, пахло папиросами и крепленым вином.

— Вы через центральный вход заходили? Там возле турникетов большое объявление. Его нельзя не заметить. Написано, что в парк нельзя приносить и распивать тут спиртные напитки.

— Какие напитки? — человек хотел поспорить, но опустил взгляд, из сумки торчало горлышко винной бутылки. — Ах, это, господи… Только глоток сделал. Пустяки. Не видел никакого объявления. Если бы знал…

— Придется пройти в отделение и составить административный протокол. Документы при себе?

Женщина смотрела на Бориса снизу вверх и крутила пуговицу на жакете. Она была лет на десять моложе своего кавалера. У нее были гладкие русые волосы до плеч, вытянутое лицо и длинные острый нос. Она часто моргала глазами и, кажется, готова была расплакаться.

— Я приезжий, — сказал мужчина. — Черт, не знал ваших порядков. Что за глоток вина человека можно тащить в отделение… Вы не имеете права беспокоить людей, только потому что вам нечего делать. Или план по задержаниям не выполнили.

— Вы тоже приезжая? — Борис наклонился к женщине.

— Нет, почему… Москвичка. Я тут гуляла, мы гуляли…

— Слушайте, отстаньте, — лицо мужчины сделалось пунцовым. — Если два человека сели отдохнуть, это еще не повод, черт побери… Слушай, парень, как тебя зовут?

Борис снова раскрыл удостоверение и подержал его перед мужчиной. Все пьяницы и местные Казановы говорят всегда одни и те же слова: первый раз, один глоток, не имеете права… Скучно все это слушать, не хочется с ними возиться, а хочется плюнуть и уйти, но дать задний ход уже нельзя.

— Здесь все написано. Читайте, пожалуйста. Берите сумку и пошли с нами. Мы не хотим применять силу.

Чувствуя, что силу применить все-таки придется, из-за спины Бориса вышли Агафонов и Громов. Вид этих парней успокаивал кого угодно, лучше дойти до отделения, подписать протокол и заплатить штраф, чем мериться с ними силами. Мужчина оценил свои шансы, тяжело вздохнул, полез в карман пиджака. Он достал удостоверение и сложенную вчетверо бумагу. Борис развернул листок, прочитал короткий текст. Женщина все же расплакалась, острый носик покраснел.

— Отдыхайте, товарищ, — сказал Борис мужчине. — Но поосторожнее с выпивкой, сегодня здесь много милиции, — он повернулся к парням и коротко бросил. — За мной.

Дружинники с неохотой двинули следом. Рядом уныло брел долговязый Петр, он был расстроен этой неудачей.

— А чего мы его не взяли? — спросил он. — Какой-нибудь хрен из госбезопасности или бери выше? Удостоверением козыряет.

— Это военный моряк, капитан второго ранга Северного флота. У него краткосрочный отпуск. Ему в воскресенье к месту службы отбывать, в Мурманск.

— Ну и что? Если он военный моряк, ему можно пьянствовать? И с бабами под кустом?

— Побудь в его шкуре. Они в море выходят, месяцами женщин не видят. В Москве всего два дня осталось. А мы испортим ему вечер, загоним беднягу в отделение. И он будет там сидеть с алкашами, объясняться, оправдываться. А потом по месту службы пришлют телегу. Брось… Что мы не люди?

— Да… Ну, тогда правильно.

На ходу Борис стал рассказывать Петру, как рассказывал любому новичку, какие есть входы и выходы из парка, когда он закрывается, сколько людей посещает "Сокольники". Территория огромная, милиции для патрулирования не хватает, на ночь парк закрывают, посетители уходят, но далеко не все, да и в заборах множество дырок, через них доступ в Сокольники открыт круглосуточно. Разговор сам собой оборвался, некоторое время шли молча, оказались на берегу пруда, деревья расступились, стало светлее. Борис поднял голову, и стало видно небо, но не глубокое черное небо с россыпью ярких звезд, а городское желто-серое, на котором не разглядеть ни звезд, ни луны.

Асфальта здесь не было, берег пологий, утоптанный. Воду рябило от легкого ветерка, где-то совсем близко пела птичка, с того берега доносились мужские голоса, но слов не разобрать. Один из мужчин говорил громко и быстро, с истерической ноткой, другой отвечал тихо, просительно, будто оправдывался. Остановились, прислушались, но наступила тишина. Потом кто-то громко выругался и вскрикнул, словно от боли. И снова вскрикнул, уже громче.

Борис берегом побежал вперед, кажется, там есть мостик, можно перебраться на другую сторону. Но мостика не было. Черт с ним, пруд небольшой, две-три минуты вдоль берега — и окажешься в том месте, откуда доносились крики. Борис бежал быстро, но Петр его обогнал, вырвался далеко вперед, но зацепился ногой за вылезший из земли корень, грохнулся на землю, подскочил и помчался дальше, но вдруг остановился. Здесь вплотную к воде подступали густые заросли кустов и молодой осинник.

— Черт, я руку пропорол стекляшкой, — Петр стоял у кромки воды, разглядывал окровавленную ладонь. — Кажется, серьезно…

— Иди обратно, — скомандовал Борис. — В опорный пункт. Дорогу найдешь?

Борис поднялся по склону, здесь, среди деревьев, почти в полной темноте, снова пришлось искать асфальтовую дорожку. Побежали дальше, теперь первым был Борис, где-то далеко за спиной тяжело пыхтели два тяжеловеса дружинника. Дорожка вышла на открытое место, стало светлее. Навстречу бежал мужчина лет тридцати пяти в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами, на плече ремень кожаной сумки. Увидав Бориса, подбежал к нему, но запыхался, чтобы что-то сказать. Стоял рядом и тяжело дышал.

— Ну? — поторопил Борис.

— Там, кажется, человека зарезали, — мужчина не мог справиться с дыханием и страхом, он показывал рукой на другой берег. — За мной погнались, но, я успел выскочить на дорожку. И ходу… Они на берегу…

— Сколько их?

Подбежали Громов и Агафонов.

— Двое, — мужчина тяжело дышал. — Один в серой куртке, другой в темной рубашке. Лет по двадцать с небольшим. Кажется, пьяные. Только вы, товарищи, поосторожней, у них нож. И вообще… Тут дело такое, надо милицию звать.

— Где раненый?