Андрей Троицкий - Москва 1979

— Ясно, — кивнул Борис. — Может, по рюмке?

Они зашли в кафе, сели за столик у витрины, взяли мясную закуску и бутылку водки. Лыков смотрел куда-то в даль, на океан и далекие огоньки кораблей.

— Почему ты тогда меня не добил? — спросил он.

— Не захотел, — сказал Борис. — Мы почти одного возраста. Я подумал, что тебя ждет мать и вообще… Еще рано было умирать. Значит, у тебя все в порядке?

— Ранение скоро зажило, — сказал Лыков. — Сделали операцию, вытащили пулю. Когда выписался из госпиталя, меня на полгода отстранили от оперативной работы, а дальше все пошло, как было. Я работал в центральном аппарате КГБ еще десять лет. И потом написал рапорт и ушел.

— Жалеешь?

— Ни разу не пожалел. Вспоминаю ту прошлую жизнь и думаю: а со мной ли это было? В СССР построили шесть лодок проекта "Акула". Да, самых больших в мире, самых опасных для американцев. Позже три лодки распилили на металлолом. А три, никому не нужные, ржавеют у стенки. Господи, а ведь это было самое грозное оружие страны. Нет больше КГБ, нет СССР… Россией управляют барыги, валютчики, спекулянты, которых мы когда-то ловили у магазинов "Березка". От которых в 1979-м году, перед Олимпиадой, чистили Москву. Да, вот как жизнь повернулась…

— А сюда зачем приехал?

— Из-за детей, у меня их двое. Теперь уж почти взрослые. Хотелось, чтобы они получили хорошее образование. И жена настаивала. У нее здесь больше родни, чем в России. Я не стал спорить: какая разница, где жить. Хоть мир посмотрел, — и то ладно. Я на судьбу не в обиде.

— Я тоже не в обиде, — сказал Борис. — Правда, у меня детей нет. Но сестра жива. И неплохо себя чувствует, даже работает.

— А ты не боялся все эти годы? Ну, что тебя найдут и организуют несчастный случай или инфаркт? Или автомобильную аварию?

— Я не был уверен, что меня станут искать. Все эти годы спецслужбы России, внешняя разведка занималась какими-то своими делами. Спецслужбы получили большие деньги, льготы, привилегии. Им было не до Бориса Зотова. Здесь меня охраняли, хотя бы в первое время. А сейчас, когда столько лет прошло, бояться уже нечего.

Они помолчали, потому что говорить было не о чем.

— Что ж, рад за тебя, — сказал Лыков. — И за твою сестру.

Он посмотрел на часы, сказал, что спешит, надо идти. Он поднялся и, все так же, не подав руки, ушел.