Андрей Троицкий - Москва 1979

Раннее утро выдалось холодным, от Онеги шел туман, на земле, на почерневшей прелой траве слой инея. Борис выпил кружку чая, проверил оружие и отправился в деревню. Он оказался позади дома, за огородом, когда еще не разошлись рассветные сумерки и сразу понял, что приехал сюда и ждал не напрасно. Задняя дверь была распахнута настежь. У порога лицом к дому стоял мужчина, справлявший малую нужду. Он застегнул штаны, на секунду повернулся лицом, бородка, каштановы волосы, — знакомая личность. Человек поднялся на три ступеньки и закрыл за собой дверь. Борис наблюдал за домом часа полтора. За это время вышел еще один человек, незнакомый. Он обошел двор, заглянул в сарай и вернулся назад.

Через минуту появился Олег Пронин, смурной, не выспавшийся, он тоже обошел двор, зачем-то сунулся в сарай. И еще некоторое время стоял возле ржавой бочки, смотрел в мглистое небо и курил. Стрелять с этой дистанции из пистолета никак нельзя, слишком далеко. Есть шанс ползком подобраться поближе и ждать своего шанса за сараем, чтобы в следующий раз, когда появится Пронин, не промахнуться. Но лучше дождаться сумерек. Так или иначе, сейчас главное, — не испортить все бездумной спешкой. Пронин плюнул и ушел в дом.

Чуть стало рассветать, Гончар и компания нашли трассу, через час доехали до поворота на Успенское, водителю приказали возвращаться в Петрозаводск. Двинули вдоль грунтовой дороги, в глубоких колеях стояла вода, схваченная коркой льда. Первой шла Чаркина, одетая в казенную одежду, полученную в Москве, — синий плащ из клеенки и резиновые боты. Она довела до околицы, оттуда — в обход, огородами к дому покойного пенсионера Терентьева.

Дом оказался большим, не крашенным, в этих краях почти все дома — основательные, из круглого леса, иногда под тесовой крышей, — и все как один не крашенные, краска удовольствие дорогое. Группа остановилась за домом, дядя Гена с Иваном Ивановичем встали под окна. Стас Лыков с Чаркиной затаились за сараем. Гончар поднялся на заднее крыльцо, постучал. Правую руку он держал под плащом, готовый, если что, выхватить ствол и выстрелить через дверь. Послышались шаги, мужик прокуренным голосом спросил, кто пришел и чего надо.

Гончар хотел ответить, что свои, из Москвы, но передумал, сказал, что он рыбак, в прошлом году оставлял у пенсионера Терентьева снасть, — сейчас забрать нужно. За дверью послышались шаги, человек куда-то ушел, потом вернулся и глухим голосом ответил, что пенсионер Терентьев скончался пять лет назад, если нужна снасть, то с ним, с покойным, прямо сейчас запросто можно организовать встречу. Пришлось назвать свое имя и цель приезда. Человек снова ушел, вместо него вернулся другой мужик, открыл дверь, впустил Гончара, приказал предъявить документы.

Все приезжие вошли в дом, сели в горнице, кто на деревянную лавку, кто возле окон, занавешенных марлей. Оперативник, открывший дверь, был долговязым мрачным дядькой, черноволосым с проседью, с длинной шеей и острым кадыком, — капитан Евгений Осипов. Другой опер пониже ростом и помоложе, курносый, с голубыми глазами, веснушками на круглой физиономии. Веселый и шустрый, он часто улыбался. Гончар точно его фамилии не запомнил, — то ли лейтенант Лещенко, то ли Лещев. Он откликался на прозвище, — Лещ.

Осипов доложил, что с шестнадцати часов вчерашнего вечера никаких изменений нет. Вечером и ночью свет в доме зажигали трижды, всего на две-три минуты. Но кто там, отсюда не разглядеть. Кто-то выходил на двор, но не с переднего, а с заднего крыльца, — в темноте светил фонарикам. На этом доклад закончился.

— Ты в госбезопасности давно? — спросил Гончар.

— Двенадцать лет, — когда Осипов говорил, кадык на худой шее двигался сверху вниз. — Без одного месяца тринадцать. Да, несчастливое число.

— А мне на тринадцать всегда везло, — сказал Гончар. — Откуда к нам?

— Из милиции, из уголовного розыска.

— Женат?

— Так точно. Двое детей, школьники.

Тут разговор оборвался, — появилась хозяйка, сухая плоская старуха, некая бабка Степанида или просто Стеша. Она молча осмотрела гостей, покачала головой, что-то буркнула себе под нос. Поджала губы и исчезла в закутке за печкой. Даже не спросила из вежливости, не хотят ли приезжие люди с дороги чая выпить. Гончар сидел у окна на табуретке, смолил сигарету и смотрел на улицу. Дом, где предположительно мог находиться Борис Зотов, стоял через дорогу, наискосок справа. Перед ним палисадник, обнесенный штакетником забора. На дорогу выходили три окна и крылечко, довольно высокое, с перилами, под покосившимся навесом.

Окна темные, без света, но над трубой клубится серый дымок, — значит, кто-то в доме есть. Широкая улица, разбитая лесовозами, раскисла от дождя. Гончар некоторое время раздумывал, что делать. Ситуация простая. И решение должно быть простым, — тут мудрить не надо. Осипов сосед. Увидел дым, пришел спросить, кто в доме обосновался, может, чужие. Интересно, что ответит Борис Зотов. Гончар внимательно посмотрел на Осипова, — да, в своей рабочей куртке, покрытой россыпью мазутных пятен, ватных штанах и толстой фуфайке, он похож на местного деревенского мужика. Гончар поставил задачу и спросил, есть ли вопросы. Осипов проверил пистолет, закурил. Он постоял, надел кепку и вышел за порог.

В эту минуту Гончар почувствовал беспричинное волнение, почему-то захотелось окликнуть и вернуть этого высокого дядьку, немногословного и простого, и пойти самому. Из окна было видно, как Осипов переходит дорогу, вот он толкнул калитку, поднялся на крыльцо и постучал. Правая рука в глубоком кармане куртки.

Похороны преступного авторитета Игоря Морозова собрали много народу, на кладбище было не протолкнуться. Для поминок арендовали ресторан в пригороде Москвы. Но Олег Пронин, ближайший друг и помощник покойного положенца, и еще пять человек дождались окончания отпевания в церкви и сразу ушли, даже не присутствовали на погребении. Они сели в две "Нивы" и поехали в деревню Успенское, — путь неблизкий, надо было торопиться. На трассе, уже в Карелии, они посадили в машину местного парня, некоего Наума, который должен был показать дорогу.

Добирались окольным путем, в объезд. Прибыли в сумерках, загнали машины в лес, вытащили из багажника два ящика консервов и спальные мешки, к дому подобрались сзади, сломали замок и вошли. Сразу стало ясно, что Борис Зотов здесь пока не появлялся. Дом оказался большим, но сырым, запущенным. Вечер просидели впотьмах, свет включали пару раз, возле окон старались не курить, чтобы с улицы не видно было. Но печь пришлось истопить, иначе в холодном доме можно до смерти замерзнуть. Разговаривали мало, в основном о Зотове, приедет он или нет. Как ни крути, — вероятность есть. Не случайно же выпала бумажка с этим адресом.