Герман Матвеев - Тарантул [Трилогия]

— Да, были… Литейный мост мы взорвем в день штурма и отрежем отход… Мы собираем военные сведения и по радио передаем в штаб разведки. Составляем списки… Вам хочется иметь шифр? Да? Он у Шварцера, о котором я говорил, спрятан в несгораемом шкафу вместе с советскими документами. Мы уже начинаем путать свое с вашим… Скоро все будет наше.

— Почему вы убили вашего сообщника у Сиверской?

— Это вам тоже известно?.. Извольте, скажу. Ненадежен. Завербован был глупо и только под давлением страха согласился работать на нас. Я боялся, что в Ленинграде он передумает, зайдет к вам и продаст.

— Кто тот человек в военной форме, которому вы передали чемоданы на Сытном рынке?

— Э-э!.. Да вы действительно знаете меня. Старший сын этого немца.

— Все, что вы сказали, правда?

— Да. Сегодня я первый раз в жизни говорю правду, и то только потому, что перед лицом смерти не лгут.

— Вы сильно облегчили мне работу…

— Не радуйтесь… Все это вам ни к чему. Остались уже секунды… Устал… Скажите, — сколько времени?

Майор посмотрел на осунувшееся лицо врага и сказал, отчеканивая каждое слово:

— Сейчас ровно пять минут шестого.

— Что? Чушь… У вас часы спешат.

— Сейчас проверю по другим, — невозмутимо сказал майор и, вынув из кармана другие часы, протянул их однорукому. — Убедитесь. На этих тоже пять минут шестого.

Шпион посмотрел на часы, потом на следователя, снова на часы и снова на следователя. На лице появилась болезненная улыбка.

— Это мои часы?

— Да. Я нашел их в картошке.

— Вы — сам сатана!.. Да, моя карта бита…

Он долго сидел, опустив голову на грудь, и тяжело дышал. Затем медленно поднялся и, покачнувшись, ухватился рукой за спинку стула.

— Если бы вы знали, что пережил я… — с трудом произнес он. — Нет… нельзя умирать несколько раз… Я еще жив!

С этими словами он взмахнул стулом и что было силы бросил его в следователя. Удар пришелся в стену. Майор, понимая состояние врага, был готов к любой неожиданности.

— Замятин! — крикнул он, отскочив в сторону.

Однорукий, оскалив зубы, приготовился к прыжку.

— Стреляю! — резко предупредил майор, вскинув пистолет.

— Стреляй!.. Я покойник! — закричал шпион и кинулся на майора.

В это время в комнату вбежали Замятин и двое красноармейцев. Они с трудом повалили его на пол. Однорукий бился в каком-то бешеном остервенении, выкрикивая непонятные слова.

— Держите его крепче. Это припадок, — сказал майор, пряча пистолет в кобуру.

Несколько минут однорукий продолжал корчиться, затем, обессиленный, затих, весь как-то обмяк и только изредка вздрагивал. Ему расстегнули ворот, дали воды.

— Оставьте его теперь, — приказал майор, когда шпион начал ровно дышать. — Он уснет.

Сон продолжался недолго. Открыв глаза, шпион с недоумением посмотрел вокруг себя и встал как ни в чем не бывало.

— Кажется, у меня был припадок. Плохо… Я считал, что вылечился до конца. Последний припадок у меня был, если не ошибаюсь, в тысяча девятьсот двадцать девятом году.

— Где вы лечились? — спросил обычным тоном майор.

— За границей. Вылечил меня известный германский профессор, и, между прочим, еврей.

— Вам нужно опять к нему обратиться.

— Слушаюсь. В первый же день, как только попаду на тот свет, разыщу непременно. Пускай лечит.

Майор нахмурился и, пристально посмотрев на шпиона, спросил:

— Вы в состоянии идти?

— Да. Куда угодно.

— Товарищ Замятин, перенесите чемоданы в машину, а мы уведем арестованного.

Поздно ночью, во время третьей воздушной тревоги, пришли на подмогу моряки, расквартированные где-то на Карповке. Узнав, что в подвале засыпаны люди, они сменили уставших дружинников.

— Полундра! — выкрикивали два коренастых моряка, переваливая громадную глыбу сцементированных кирпичей.

— А ну, корешок, еще раз… взяли!

Глыба рухнула. Работали без лопат — руками, разбрасывая кирпичи в разные стороны, не обращая внимания на зенитную стрельбу, сыпавшиеся кругом осколки. Под утро добрались до стенки подвала и взялись за ломы. Потные, грязные, в одних тельняшках, они без устали дробили, выворачивали камень, крепко спаянный и слежавшийся от времени.

— Полундра!

Это слово услышали в подвале.

— Краснофлотцы! — крикнул Степка. — Так моряки кричат.

Положение засыпанных было невыносимым. Они уже давно стояли на помосте по колено в холодной воде, а вода все продолжала прибывать. Дышать с каждым часом становилось трудней. Изнурительно-тяжелый, спертый воздух отнимал последние силы. Ноги онемели и, казалось, вот-вот подломятся.

В этот момент булькнули и зашумели падающие в воду камни. Через боковую стену подвала пробился ослепительный луч дневного света.

— Есть! — крикнул кто-то за стеной. В ответ ему вырвался радостный стон засыпанных. Кто-то сказал:

— Спокойно, товарищи. Оставайтесь на месте, вода глубокая.

Камни сыпались от могучих ударов лома, и отверстие расширялось. Наконец в окно просунулась голова, закрыв собой свет.

— Живые?

— Да, да… живые! Только тут много воды.

— Вода?.. Это по нашей части… Темновато у вас. А сколько воды-то?

— Метра полтора.

— Значит, по горло… Ну, кто первый? Подходи — вытяну.

— Нельзя… — послышались голоса. — Я боюсь, что мы не дойдем. Тут есть очень слабые. Могут утонуть…

— Понятно… Сейчас сообразим. Далеко до вас?

— Метров десять.

— Есть метров десять… Сейчас.

Моряк вылез. В пробоину снова ворвался свет, а через несколько минут моряк спустился в подвал на веревке.

— Трави, трави. Еще… Вот это ванна!.. Есть! Стою на полу. Отпускай теперь веревку.

Веревка ослабла. По горло в воде, он побрел к помосту.

Веревку закрепили за столб, в подвал спустились еще трое моряков и начали вытаскивать еле живых от пережитого ужаса и страданий людей. Перебирая руками по веревке, поддерживаемые моряками, переходили они от помоста к пролому в стене, и тут их подсаживали наверх, передавая стоявшим снаружи.

Степка выбрался одним из первых. Щурясь от яркого дневного света, он посмотрел на хмурых, молчаливо стоявших кругом людей и улыбнулся во весь рот.

— Эй, доктор!.. Принимай молодого человека! — крикнул моряк, помогая Степке выбираться из воронки.

Женщина в белом халате поверх пальто затормошила Степку:

— Ранен? Где-нибудь болит?

— Нет, — сказал Степка все с той же улыбкой. — Холодно только.

Какой-то человек накинул ему на плечи пальто, а женщина сунула в руки теплую эмалированную кружку. Степка с наслаждением глотнул горячего кофе.

— Ты здесь и живешь? — спросила женщина. — Пойдем, я тебя провожу.