Герман Матвеев - Тарантул [Трилогия]

— Н-да… От Коли? Н-нет, это мне в голову не пришло. Детские игры в вашем возрасте… Нет, я не мог догадаться…

— Какой вы странный!.. При чем тут детские игры? Я хотела его испытать… Но дело не в этом. Вот вам чай, вот галеты. Вы не расстраивайтесь, пожалуйста. Ничего страшного не произошло. Ну, посидела немножко в шкафу… Я хотела даже его сломать… Но он такой крепкий, — оживленно болтала Лена, искоса поглядывая на Мишу.

Константин Потапыч нахмурился… Почему, собственно, он решил, что девочка забралась в шкаф с целью подслушивания и слежки? Она же еще ребенок. Спряталась от «брата», чтобы напугать или просто так… Играют же дети в прятки. Плохой он педагог, если не смог разобраться в таком простом поступке.

Коротко звякнул звонок. Миша и Лена вопросительно взглянули на Мальцева.

— Я открою. Это ко мне, — сказал он, поднимаясь из-за стола. — Думаю, что он выпьет с нами за компанию стаканчик чаю…

Пока Мальцев открывал дверь, пока пришедший раздевался, Лена успела приготовить чай. Миша напряженно слушал. Мальцев о чем-то бубнил с пришедшим, но слов разобрать было невозможно. Раза два он услышал имя Лены и свое, и это его еще больше насторожило. Новый гость молчал. Лена порывалась идти в прихожую, но Миша удержал ее.

И вдруг в гостиную, в сопровождении Мальцева, вошел Иван Васильевич. Это было так неожиданно, что в первый момент ребята от удивления вытаращили глаза.

— Ну что! Не ждали? — со смехом сказал Каратыгин.

Но Миша уже оправился и, без тени смущения, спросил:

— Чего не ждали?

— Такого гостя. Старый ваш знакомый…

— Не-ет… Странно вы говорите… Это ваш знакомый, а мы, например, видим его первый раз в жизни. Правда, Аля?

— Да. Я никогда не встречалась, — подтвердила девочка.

Константин Потапыч повернулся к Ивану Васильевичу, стоявшему около дверей, и подмигнул.

— Видал? Оказывается, ничего подобного… Первый раз тебя видят. Ай-ай-ай! Выходит, что ты мне наврал…

— Чего это вы все выдумываете!.. — проворчал Миша.

— Я, говорит, профессорских детей хорошо знаю, — продолжал шутить Каратыгин.

— Этого я тебе не говорил, Костя, — заговорил наконец Иван Васильевич, подходя к столу. — Я сказал, что хорошо знаю вот Мишу Алексеева и Лену Гаврилову, а профессорских детей видел мельком один раз.

— Иван Васильевич… Вы, значит… Я ничего не понимаю… — в замешательстве проговорил Миша.

— Сейчас все поймешь… Садитесь… Это мне чай? Ну что ж, не откажусь, — сказал Иван Васильевич, усаживаясь за стол и пододвигая к себе стакан. — Должен вам сразу сообщить, что пришел я с намерением отказаться от нашего плана. Да, да! Отказаться и отправить вас по домам. Но Константин Потапыч… Этого дядю зовут не Григорий Петрович и не Мальцев, а Константин Потапыч Каратыгин. Это мой старый друг. Я попросил его устроить вам проверку… Ну, говори, Костя… Как они выдержали экзамен?

— Я же тебе все сказал… Вели они себя хорошо, естественно. Экзамен сдали бы на пятерку, если бы не история со шкафом. Правда, как выяснилось сейчас, это была детская игра в прятки, и ничего тут особенного нет, но я бы сказал, что в данной обстановке такая игра неуместна… Не следует заниматься такими играми. Мало ли что мог подумать Мальцев… Надо чувствовать себя постарше.

— Я об этом уже говорил ей, — вставил Миша. — Теперь она все поняла.

— А поняла ли? — спросил Иван Васильевич и, прищурившись, посмотрел на Лену.

— Честное ленинское, поняла! — приложив руки к груди, как можно убедительнее сказала девочка.

— Мы сначала решили, что вы спрятались в шкаф, чтобы подслушать, — заговорил Иван Васильевич. — А это грубая ошибка. Ведь я вас предупреждал, что никакой инициативы проявлять не нужно… Без особой надобности. Забыть, кто вы и зачем здесь! Просто вы — дети Сергея Дмитриевича… и только! Занимайтесь своими делами. Ваше присутствие в этой квартире дает нам возможность понаблюдать за Мальцевым издали. Посмотреть, зачем он приехал, проверить его… А может быть, он и не враг. Ведь мы только подозреваем. Мы еще ничего не знаем. Ну, а если это окажется враг, то значит, он очень осторожный, умный и опытный… Константин Потапыч, например, сразу угадал, что вы в шкафу…

— По берету? — спросил Миша.

— Не только по берету. Я увидел ее сначала в окне, — пояснил Каратыгин.

— В шкаф вы, конечно, больше не полезете, — продолжал Иван Васильевич ровным голосом, — но можете выкинуть что-нибудь другое, когда Мальцев приедет… Вот это меня и беспокоит. Начнете подслушивать у дверей, задавать какие-нибудь вопросы…

Последние слова напомнили Мише его разговоры с мнимым Мальцевым и заставили сильно покраснеть.

— В нормальных условиях, — говорил Иван Васильевич, не обращая внимания на смущение Миши, — с нормальным человеком всякие такие вопросы были бы признаком вежливости, предупредительности. А сейчас это может показаться подозрительной назойливостью. Пускай Мальцев видит и чувствует, что вы заняты, учитесь, что у вас свои дела. Когда я был у Сергея Дмитриевича, он попросил сына налить нам чаю. Коля отказался. «Мне, — говорит, — папа, некогда. Попроси Алю…» И ушел.

— Ну, это нехорошо, — заметил Константин Потапыч.

— Что значит нехорошо? — возразил Иван Васильевич. — А если он действительно занят? Опаздывает на уроки.

— А Аля? — спросила Лена. — Она тоже такая?

— Вы, Алечка, себя отлично вели, — сказал Каратыгин. — Просто, заботливо. Такой вам и надо быть. Вот только в шкаф не лазайте. Играйте как-нибудь по-другому…

— Хорошо, — опустив глаза, тихо сказала девочка.

Теперь ей стало стыдно за придуманную с Мишей ложь. Но ведь если они сознаются и скажут правду, Иван Васильевич отправит их по домам и поручит это дело кому-нибудь другому. «Нет. Пускай уж лучше думают, что это была игра в прятки».

— Мальцев приедет двадцатого или двадцать первого, — сказал Иван Васильевич. — Если будет можно, мы заранее предупредим вас, но надо быть наготове. У вас еще есть время… Привыкайте, практикуйтесь.

— Мы до сих пор срываемся, Иван Васильевич, — сознался Миша. — Нет-нет да и скажем… Она меня Мишей назовет, а я ее — Леной.

— Вот-вот. Это все имеет большое значение… И пусть шкаф напоминает вам об ошибке. Если задумаете что-нибудь сделать, сначала посмотрите на шкаф, — с улыбкой закончил Иван Васильевич.

Десятого ноября в аптеку на Невском проспекте медленно вошла молодая, невысокого роста женщина. Тонкая шея не соответствовала размерам пышного воротника, а из рукавов, обшитых мехом, высовывались сухие бледные руки. Но на лице женщины сияла улыбка, и живые, с веселым блеском глаза говорили, что первое впечатление обманчиво и что, несмотря на такое похудание, она вполне здорова.