Никэд Мат - Желтый дьявол [Том 2]

— Так вот, товарищ Грач, вам задача: шире развить деятельность в вашем районе. Шкотовский район для нас важен. Это и передовая линия и кулак на фланге. Энергичней вербуйте отряды. Поставьте агитацию.

— Та-ак.

— Не давайте милиции проникать в глубь района. Ловите их везде и всюду. Шкотова не оставляйте в покое… Но не зарывайтесь.

— Ну-у!

— Ведите наблюдение за Угловой, а главное за Никольск-Уссурийском. Район Май-Хэ укрепляйте. Попытайтесь сделать хорошую демонстрацию на Кондратенкову и Пьянковские заводы… Во всяком случае, пока что, пошлите туда хорошую разведку.

— Что ж? Можно. — «Собачья ножка» вспыхивает огоньком. По комнате тянутся махорочные облака.

— А что, товарищ Штерн, слышно насчет патронов?

— Жду сведений из Владивостока. Обещали.

— Добре! Пуф-ф-ф…

В это время чья-то рука проталкивает тетку Аксинью. Штерн встает. Направляется к дверям. Но в это время в комнату, навстречу Штерну, влетают Сашка и Вера.

— Товарищ Штерн! Я прибыл к вам из Владивостока по поручению Ревкома…

Сашка замолкает и вопросительно смотрит на Штерна: мол, дескать, тайна, может-быть… Не удалить ли посторонних?

Штерн улыбается краешком губ:

— Говорите, товарищ.

Распарывая подкладку шинели, Сашка деловито выкладывает свое поручение.

— А вы, товарищ?

— Я?.. работать, — низким мужским голосом отвечает Вера.

— Да и я… тоже… Я у вас останусь… Я обратно не поеду.

Штерн просматривает документы.

— Хорошо. Работники нужны.

Штерн секунду думает.

— Товарищ Петров!.. И вы, товарищ Тарасова…

— Я теперь дядя Макар, — поправляет Вера.

— Дядя Макар? А-а-а?!. Вы поступаете вот в его распоряжение. Это товарищ Грач — начальник партизанских отрядов Шкотовского района. Будете работать у него.

— Добре! Они у меня завтра же и поедут к Никольску поразнюхать. Дядя-то Макар там женщиной переодеться может, — улыбается Грач.

— Есть! — сияет Сашка.

— Ишь, прыткий какой… — Грач смотрит пытливо и улыбается в усы. Хитрый хохол.

Ефим жадно глотает куски поджаренного сала. Он только что приехал. В дороге устал и проголодался — спешил.

Штерн стоит и смотрит в окно.

— Ты думаешь, такой побег возможен?

— Конешно — отвечает Ефим. Его рот набит салом. Он торопливо прожевывает его.

— Таро отдал приказание перевести к нему Ольгу на следующей неделе.

— Ну?

— За это время можно подготовиться. В дороге ее отбить, думаю, удастся.

Ефим отправляет в рот новую порцию.

Штерн думает.

— Хорошо. Попытайтесь. Пусть организацию побега возьмет на себя Ильицкий. Передай ему это от меня.

— Ладно. Еще есть новость.

— Какая?

— Японцы узнали о твоем присутствии. Тебя ищут.

— Не сомневаюсь.

— В сопки посылаются шпионы… To есть я предполагаю, что их несколько, но я-то знаю только об одном.

— Кто?

— Люкс. Низенький такой, черный. Работал прежде у Тонконогого и, говорят, шпионил белым. Его давно бы следовало убрать.

— Где он сейчас?

— Не знаю.

— Либкнехт! Слышал?

— Да!

— Ты едешь по отрядам… Так вот возьми на себя обязанность выследить этого Люкса. Найдешь — арестуй и привези ко мне… Живым… Он мне нужен. Понял?

— Есть!

Через два дня приехавший из Никольска подпольщик рассказывает, что он видел на вокзале трех милиционеров, прибывших из Кондратенковой. Они привезли тело товарища, убитого в стычке с партизанами. С ними вместе был низенький черный человечек, спасенный ими от партизан. У него подергивались губы и бровь. Он сел на харбинский поезд.

Здесь же находится и Либкнехт — он только-что сегодня утром вернулся из об‘езда.

Штерн смотрит на него.

— Твое дело?..

— Да!

— Ушел, значит? — Штерн опять на Либкнехта.

Тот вдруг как молния — решив что-то:

— В Харбин? — вскакивает Либкнехт — это вредный человек. Его надо ловить.

— Да! — задумывается Штерн. Потом, быстро повернувшись к Либкнехту:

— Поезжай в Харбин.

— Есть!

— Из города пакет! — ординарец подает Штерну конверт большой, тяжелый, длинный.

Штерн распечатывает.

«Осмелели совсем, — думает: — такой пакет через вражеский стан…»

А там — карты, шифр… сводка неприятельской контрразведки о Штерне и его партизанских отрядах… Приказ всем карательным отрядам, идущим в тайгу, — захватить Штерна живым, в крайности… убить подкупом, шпионами, провокацией, как угодно…

На полях вверху приписка красными чернилами: «Об‘явлена награда в десять тысяч иен. Бутенко», а внизу химическим карандашом приписка:

« Будь осторожен. Федоров ».

Есть тут же сводка и владивостокского Ревкома с дислокацией колчаковских войск — гарнизонов приморья и отрядов.

Отдельной запиской сообщается, что скоро отправляется партия молодежи снова в область. Баев делает приписку:

« И мы раскачиваемся — скоро тронемся ».

Еще одна маленькая записка. Сложена она, как аптекарский порошок. Штерн раскрывает, — там:

« Ольга освобождена …»

Чуть вспышка глаз — больше ничего. Дальше:

«… доллары сделали свое дело у ходей. Выехала в сопки с Кононовым. Жду разрешения отправиться к тебе. Здесь тошно — длинноногие журавли осточертели. Ильицкий ».

— Алло! Кто говорит?

— Маска…

— Вам известно — эта женщина похищена по дороге из китайской тюрьмы в наш вагон с охраной.

— Ольга? — по губам маски проходит улыбка.

— Да, ее так зовут… — Таро закусывает губы. Зеленые огоньки в глазах.

— Снидай, сынок, снидай! — и старуха наклоняется и заглядывает через плечо Николаю в лицо, — в штаб идешь?..

— Угу… — прожевывая большой пшеничный ломоть, отвечает тот.

— Мои тоже сынки — уси там, в партизанах…

— Пора такая пришла, матка… — говорит важно Прохор, мужик с окладистой бородой. Он же и староста деревни Угодинзы, он же и начальник гарнизона… и муж ее старшей дочери — зять.

— Яка пора?.. Посивы сгинут — воевать будете…

Прохор улыбается:

— Колчаков прогоним, новое засеем… — спокойно отвечает: дескать, что с нее — стара, не понимает…

Старуха не унимается:

— А что, сынку, балакают у городу о нас — бунтують-де хрестьяне…

Прохор поясняет:

— У нас здесь все трошки думают — а как у вас там в городу, во Владивостоке. Говорят о нашем восстании — сила-дескать… Или так себе, думают… Что рабочие — будут помогать?.. Оружия у нас мало… Ну, и пулеметов нет… Помогут, а…

Николай им рассказывает, как рабочие готовятся к уходу в сопки — оба слушают. Старуха сокрушенно вздыхает…

Входит в избу старик. Перешагнул порог, остановился и широко крестится на передний угол с целым иконостасом древней живописи икон.