Яков Наумов - Тонкая нить [журнальный вариант]

Это было письмо, любовное письмо.

Черняев опустил руку в карман, достал измятый листок бумаги, исписанный мелким почерком, и протянул его Луганову.

- И кто? Мальчишка. Студент. Да вы прочтите…

С минуту помолчав, Черняев справился с волнением.

- Я пытался убедить себя, что это ошибка, злая шутка. Тщетно. Факты говорили сами за себя. Письмо объясняло все: перемену в Ольге, ее бесконечные капризы, тоску… Как это ни было, трудно, я взял себя в руки. Едва Ольга вошла, я молча протянул ей письмо. Она разрыдалась. «Да, да, да, - твердила она, - я дрянь, знаю, но что я могу поделать? Кто он? Ты хочешь знать? Ну, студент, геолог. Живет в Ленинграде. Познакомились мы в Кисловодске. Полюбили друг друга. Что хочешь, то и делай».

Я был раздавлен.

Все решили на следующий день.

Правда, Ольга было притворилась, что колеблется, но ненадолго. Стыд перед окружающими вынудил нас скрыть ее уход, а ее внезапный отъезд мы объяснили тем, что ей необходимо пройти повторный курс лечения в Кисловодске. Туда она и уехала. Только не лечиться, к своему очередному супругу.

Последние дни перед отъездом были сплошной мукой. Но всему бывает конец: не знаю, как хватило у меня сил, но я сам отвез Ольгу на вокзал, и мы расстались. Вот, пожалуй, и вся моя история…

- А вещи? - спросил Миронов.

- Простите, вы о чем? Какие вещи?.. Ах, да, вещи… - Черняев провел рукой по лбу. - Ольга взяла с собой самое необходимое. Я ждал, верил, что она одумается, приедет, но, судите сами, прошло почти полгода, а об Ольге ни слуха. Для меня же постоянно видеть эти вещи… Тут подвернулась эта самая Самойловская…

- Прошу извинить, - задал вопрос Миронов, - а как фамилия студента, к которому уехала Ольга Николаевна? Кстати, насчет этого студента, я не все понял. Вы говорите, что он живет в Ленинграде, а поехала она в Кисловодск. Почему?

- Фамилии студента я не знаю. Письмо, как видите, без подписи. - Черняев показал на листок бумаги, лежащий у Луганова на столе. - В Кисловодск же она поехала потому, что он там был не то на практике, не то в какой-то экспедиции - не знаю. Теперь они уже, наверное, в Ленинграде.

Уловив незаметный Черняеву знак Миронова, Луганов поднялся:

- Извините, пожалуйста, Капитон Илларионович, что отняли у вас столько времени, - сказал Луганов, - такая уж наша работа.

- Н-да-а, работа, - неопределенно протянул Черняев и, попрощавшись с Лугановым и Мироновым, направился к выходу. Дойдя до двери, он вдруг повернулся и сделал шаг назад:

- Да, письмо…

- Что, письмо? - спросил Луганов. - Вы хотите его взять?

- Пожалуй, да. Что ни говорите, а память, хоть и горькая.

- Мы хотели бы его оставить на время, если вы не возражаете, - сказал Миронов. - Оно может нам понадобиться.

- Как будет угодно, - ответил Черняев и, сухо кивнув, вышел.

- Ну-с, что скажете? - спросил Миронов, когда дверь закрылась.

Луганов недоуменно вскинул брови.

- А что тут скажешь? Для меня лично ничего особенно нового в рассказе Черняева нет, если исключить всякие романтические подробности.

- А письмо? Письмо он вам в прошлый раз показывал?

- Насчет письма - правильно. Письмо он мне не показывал. Но я и его отношу к числу романтических подробностей.

- Занятная подробность, - задумчиво заметил Миронов.

- Чем, собственно говоря?

- Да многим. Ну, например, зачем он хранит это письмо, которое, казалось бы, должно жечь ему руки? Зачем носит с собой? Зачем показал нам? Почему, уходя, не хотел его оставить?

- Не знаю, - возразил Луганов, - чем вас заинтересовало это письмо. Давайте, кстати, хоть прочитаем его.

Взяв письмо со стола, Луганов вслух прочел:

«Ольга, любимая! Судя по твоим письмам, ты теперь совсем другая, или это только на бумаге? Если бы ты знала, как хочу я видеть тебя, как жду встречи. Расставаясь, я хотел многое тебе сказать, но… не решился. Я так и не рискнул просить тебя быть моей, моей навсегда. Но ведь только об этом я мечтаю, только этим живу. Жду тебя с нетерпением на старом месте, в конце мая. Я опять получил туда направление. Знаю, верю, мы встретимся, чтобы никогда больше не расставаться.

Твой В.»

Закончив чтение, Луганов взглянул на Миронова:

- Да, определеннее не скажешь. Нетрудно понять Черняева. Переживает он сильно. Мне рассказ его показался искренним.

- Согласен, - кивнул Миронов, - сомневаться в его искренности оснований нет. Но вот история с письмом мне определенно не нравится… Что же касается сути дела, то ни на один из вопросов - в частности, самый простой: откуда взялись вещи иностранного происхождения - ответа пока нет. И без Ольги Николаевны Величко мы ничего не выясним. Не говоря уже о записке и всем остальном. Вот давайте и помозгуем, как будем искать Величко. Что же касается ее почерка, то это остается за вами, как давеча условились.

- Я помню, - сказал Луганов. - А искать? Надо запросить Кисловодск. С этого начнем.

На том пока и порешили: Луганов принялся составлять запрос в Кисловодск. Одновременно решили разослать запросы по всем местам, где, судя по уже имевшимся данным, ранее бывала Величко: в Саратов, где жили Черняевы до переезда в Крайск; в Куйбышев, где она проживала с бывшим мужем, наконец, в Чернигов, невдалеке от которого она родилась и выросла. Чем черт не шутит, а вдруг да там, под Черниговом, и до сих пор живет кто из ее родственников? Вдруг Величко взяла и укатила на родину?

Первые дни после беседы с Черняевым были заполнены у Миронова и Луганова до отказа. Прежде всего Луганов побывал в доме, где жил Черняев. От работников домоуправления он узнал, что ранее семью Черняевых, а теперь Капитона Илларионовича, обслуживает приходящая домработница, Стефа Левкович. Постоянно Левкович работала уборщицей в одной из гостиниц Крайска. Под благовидным предлогом Миронов в тот же вечер отправился к ней домой.

Стефа Левкович оказалась женщиной общительной, любящей поговорить.

- Как живу? - отвечала она на вопросы Миронова. - Да ничего, не жалуюсь. Какое-никакое, а жалованье получаю в гостинице. Прирабатываю, убираю тут одну квартиру, Черняева. Человек он серьезный, солидный. Правда, на деньги жаден, это да. Прижимист. А так ничего. Самостоятельный.

Когда речь зашла об Ольге Николаевне Величко, бывшей жене Черняева, Стефа развела руками:

- Что о ней сказать? Ольга Николаевна казалась уж такой хорошей, а вышло - с ветерком в голове. Уж как Капитон Илларионович ее лелеял, а она возьми да и брось его. Со стороны посмотришь - такая милая, скромная, а на деле что получилось? Я-то ведь и раньше кое-что замечала. Вот, к примеру, перед самым отъездом Ольги Николаевны один молодой мужчина к ней заходил. Пришел, кофе напился и все сидит. Братом назвался. Двоюродным. Знаем мы этих братьев! Помнится, из Эстонии приехал. Я его день спустя еще в гостинице встретила. Он в аккурат из номера выходил. Видать, у нас останавливался.