Кен Фоллетт - Трое

Окно выходило на долину. Внизу неспешно текла широкая река, вдоль нее бежала узкая тропинка. По берегам лепились серые домики с белыми ставнями, виноградники взбирались вверх по склону до самого дома Педлера и дальше. «А здесь было бы неплохо – если бы я вдруг решил жить в прохладном климате», – подумал Дикштейн.

– Ну и что вы думаете? – спросил Педлер на приличном английском с американским акцентом.

– Про вид из окна или про фабрику?

Педлер улыбнулся и пожал плечами.

– И про то, и про другое.

– Вид просто великолепен. Фабрика меньше, чем я ожидал.

Педлер зажег сигарету. Он был заядлым курильщиком – странно, что протянул так долго.

– Меньше?

– Пожалуй, мне стоит объяснить, что я ищу.

– Сделайте одолжение.

Дикштейн выдал заранее подготовленную легенду:

– В данный момент армия закупает чистящие средства у разных поставщиков: стиральный порошок – у одного, мыло – у другого, растворители – у третьего и так далее. Мы пытаемся снизить расходы, поэтому ищем единого производителя всех этих товаров.

Педлер поднял брови.

– Это… – Он замешкался, подбирая слова. – Это трудная задача.

– Да, пожалуй, для вас сложновата.

Только не соглашайся!

– Необязательно. На данный момент у нас небольшой объем выработки лишь потому, что к нам не поступали запросы такого масштаба. Разумеется, мы обладаем необходимым техническим и административным потенциалом: благодаря заказам от крупной фирмы можно было бы расширить производство. Все зависит от конкретных цифр.

Дикштейн поднял с пола портфель и открыл его.

– Вот спецификации, – сказал он, передавая Педлеру список, – а также требуемые объемы и сроки. Вам понадобится время, чтобы посоветоваться с вашими специалистами и выполнить подсчеты…

– Я – хозяин, – улыбнулся Педлер. – Мне не нужно ни с кем советоваться. Дайте мне два дня на подготовку цифр и визит в банк. Во вторник я позвоню вам и назову цены.

– Мне говорили, что с вами приятно иметь дело, – сказал Дикштейн.

– У небольшой компании есть свои преимущества.

Из кухни вышла фрау Педлер.

– Обед готов.

«Дорогая Суза!

Я никогда прежде не писал любовных писем и никого так не называл. И знаешь, это удивительное ощущение…

Я один в чужом городе холодным воскресным днем. Здесь довольно мило, много парков – в одном из них я и сижу прямо сейчас, пишу тебе на отвратительной зеленой бумаге (другой достать не смог), да еще и ручка протекает. Надо мной причудливая пагода с куполом, окруженная греческими колоннами, – что-то вроде беседки в английском загородном саду; такие возводили у себя викторианцы-оригиналы. Передо мной – лужайка, засаженная тополями; издалека доносится музыка: духовой оркестр играет мелодию из Эдварда Элгара. В парке полно народу: дети бегают, собаки носятся, мячики летают.

Не знаю, зачем я тебе все это пишу. На самом деле я хочу сказать, что люблю тебя и хочу провести с тобой остаток жизни. Я понял это через пару дней после нашей встречи, однако не стал говорить – не потому, что не был уверен, просто…

Ну, если честно, я боялся тебя отпугнуть. Я знаю, ты тоже меня любишь, но тебе всего лишь двадцать пять – ты легко влюбляешься (в отличие от меня), а значит, так же быстро и разлюбишь. Вот я и подумал: не спеши, дай ей шанс узнать тебя поближе, прежде чем требовать ответного «пока смерть не разлучит нас». Но я так соскучился по тебе, что больше не вижу смысла выжидать в засаде. Именно этого я и хочу – прожить с тобой всю оставшуюся жизнь. Вот теперь ты знаешь…

Я стал совсем другим. Моя жизнь изменилась во многих смыслах. Даже сейчас, когда я застрял в незнакомом городе в полном одиночестве и мне совершенно нечего делать до понедельника, все кажется иным. Раньше я и не задумывался о своих желаниях – их просто не было. Теперь они появились, и ты – как раз тот человек, с которым я хочу их осуществить. То есть рядом с которым. Ну, и в этом смысле, конечно, тоже… Так, пожалуй, надо сменить тему, а то что-то я размечтался…

Я уеду отсюда через пару дней, пока не знаю куда, и самое неприятное – не знаю, когда мы увидимся снова. Но когда это произойдет, уж поверь мне, я приложу все усилия, чтобы следующие лет десять-пятнадцать мы провели вместе.

Нет, все не то… Я так хочу объяснить тебе, что я чувствую!.. По сто раз на дню я представляю себе твое лицо, мысленно разговариваю с тобой, делюсь впечатлениями, придумываю, что бы ты сказала по поводу статьи в газете, как бы ты оценила этот пейзаж или вон то платье или как бы ты посмеялась над коротышкой с огромной собакой на поводке. Когда я ложусь в постель, меня буквально ломает от того, что я не могу прикоснуться к тебе.

Я очень люблю тебя, моя девочка.

Во вторник утром Дикштейну позвонил секретарь Педлера и назначил встречу с боссом.

Они обосновались в скромном ресторанчике на Вильгельм штрассе и заказали пиво вместо вина, поскольку предстояли деловые переговоры. Дикштейн сдерживал нетерпение, ведь это Педлер должен добиваться его расположения, а не наоборот.

– Ну что ж, думаю, мы сможем удовлетворить ваши запросы, – начал немец.

Дикштейн мысленно закричал «ура!», сохранив на лице бесстрастное выражение.

Педлер продолжил:

– Цифры, которые я хочу вам показать, весьма условны. Нам нужен пятилетний контракт. Мы гарантируем фиксированные цены в течение первого года, после этого они могут колебаться в зависимости от индекса цен на сырье на мировом рынке. Кроме того, предусматривается штраф за отмену заказа на сумму до десяти процентов от стоимости годовой поставки.

Дикштейну захотелось сказать «по рукам!» и побыстрее закончить разговор, но он напомнил себе, что нужно доиграть роль до конца.

– Десять процентов – это много.

– Ну, не слишком, – возразил Педлер. – Ведь эта сумма не возместит наши потери в случае отмены. При этом она должна быть достаточно большой, чтобы удержать вас от подобного шага – за исключением чрезвычайных обстоятельств, разумеется.

– Понимаю. И все же хотелось бы обсудить несколько меньший процент.

Педлер пожал плечами.

– Обо всем можно договориться. Вот взгляните на цены.

Дикштейн внимательно изучил выкладки.

– В принципе что-то подобное мы и ищем.

– Так что, заключаем сделку?

Да, да!

– Пока нет, но я думаю, что мы сможем договориться.

Педлер просиял.

– В таком случае давайте выпьем как следует. Официант!

Принесли вино, и Педлер поднял бокал.

– За долгосрочное сотрудничество!

– Да, за сотрудничество, – сказал Дикштейн. Поднимая бокал, он подумал: «Смотри-ка, у меня опять получилось!»

Морская жизнь, конечно, не сахар, но все вышло не так плохо, как ожидал Тюрин. В советском флоте служба состояла из бесконечной тяжелой работы, жесткой дисциплины и отвратительной еды. На «Копарелли» все обстояло иначе. Капитан Эриксен требовал лишь соблюдения мер безопасности и хороших навыков мореплавания. Временами драили палубу, однако никто не занимался покраской или полировкой. Пища оказалась вполне съедобной, к тому же Тюрину повезло делить каюту с поваром. Теоретически его могли вызвать в радиорубку в любое время дня и ночи, но на практике по ночам им никто не встречался, так что ему удавалось даже высыпаться. Словом, образ жизни сложился довольно комфортный, а Тюрин высоко ценил комфорт.