Кен Фоллетт - Трое

Случай в римском аэропорту казался детским садом по сравнению с тем, что Хасан задумал сейчас.

План был грандиозный, неслыханный: благодаря ему фидаи попадут на первые страницы всех мировых газет и таким образом докажут, что они не кучка нищих беженцев, а могущественная и грозная сила. Только бы Махмуд согласился!

Ясиф Хасан решил предложить фидаям угнать «Копарелли».

Обнявшись и расцеловавшись, они отстранились и принялись разглядывать друг друга.

– От тебя несет, как от шлюхи, – резюмировал Махмуд.

– А ты воняешь, как пастух, – ответил Хасан. Они рассмеялись и снова обнялись.

Махмуд был крупным мужчиной, чуть выше Хасана и значительно шире в плечах. Он и выглядел значительным: это отражалось в его осанке, походке, манере речи. Пахло от него и впрямь неприятно – типичным кислым запахом человека, живущего в большой семье безо всяких удобств вроде горячей воды или канализации. Последний раз Хасан пользовался дезодорантом и лосьоном после бритья три дня назад, но Махмуду он все равно казался надушенной барышней.

Дом состоял из двух комнат: передней и задней; в последней Махмуд спал на полу с двумя другими членами семьи. Верхнего этажа не было. Готовили во дворе, а ближайший источник воды находился в сотне метров. Женщина зажгла огонь и принялась готовить пюре из бобов. Пока они дожидались, Хасан поведал Махмуду суть дела:

– Три месяца назад в Люксембурге я встретил старого знакомого по Оксфорду, еврея по фамилии Дикштейн. Оказалось, что он крупный агент «Моссада». С тех пор я веду за ним наблюдение с помощью русских, точнее – с помощью кагэбэшника Ростова. Мы выяснили, что Дикштейн планирует украсть судно, груженное ураном, из которого сионисты собираются делать атомные бомбы.

Сперва Махмуд не поверил ему и засыпал вопросами: насколько точна информация, каковы улики, кто в цепочке мог бы лгать или ошибаться? По мере того как ответы Хасана все больше проясняли ситуацию, Махмуд посерьезнел.

– Это угроза не только палестинскому движению – бомбы опустошат весь Ближний Восток!

Да, это на него похоже – видеть картину в отдаленной перспективе, подумал Хасан.

– И что вы с этим русским намерены делать? – спросил Махмуд.

– Мы планируем остановить его и разоблачить их затею: пусть все узнают, что сионисты – наглые пираты. Однако у меня есть альтернативная идея. – Он помедлил, подбирая слова, и выпалил: – Я предлагаю фидаям угнать судно раньше Дикштейна.

Махмуд уставился на него, не мигая. Повисла долгая пауза.

Ну скажи что-нибудь, бога ради, не молчи!

Махмуд начал медленно покачивать головой из стороны в сторону, его лицо расплылось в улыбке, он хихикнул и наконец захохотал, сотрясаясь всем телом, да так громко, что все домочадцы сбежались в испуге.

– Что ты думаешь? – осторожно поинтересовался Хасан.

Махмуд вздохнул.

– С ума сойти… Я не знаю, как нам это удастся, но идея просто отличная!

Затем он принялся задавать вопросы. Его интересовало все: объем груза, названия судов, каким образом желтый кек перерабатывается во взрывчатое вещество, география, имена, даты. Они разговаривали в задней комнате, большей частью наедине, хотя время от времени Махмуд звал кого-нибудь и просил Хасана повторить ту или иную деталь.

Около полудня он собрал своих помощников и при них еще раз обговорил все ключевые моменты.

– Значит, «Копарелли» – стандартное грузовое судно с обычной командой?

– Да.

– Поплывет через Средиземное море в Геную?

– Да.

– Сколько весит груз?

– Двести тонн.

– Расфасован в бочки?

– Пятьсот шестьдесят штук.

– Рыночная цена?

– Два миллиона долларов США.

– И уран используется для изготовления атомных бомб?

– Да. Ну, то есть пока это лишь сырье.

– Переработка – дорогой и сложный процесс?

– Если есть ядерный реактор, то нет, а так – да.

Махмуд кивнул помощникам:

– Пойдите и расскажите все это остальным.

После полудня, когда солнце начало склоняться к западу и стало прохладнее, они отправились за город. Хасану очень хотелось узнать, что же Махмуд на самом деле думает о его предложении, однако тот отказывался говорить на эту тему. Тогда Хасан упомянул Ростова и с уважением отозвался о его профессионализме.

– Главное, – покачал головой Махмуд, – не забывай: им нельзя доверять. Они не болеют душой за наше дело. Русские приняли нашу сторону по трем причинам. Во-первых, мы вредим Западу, а им это на руку. Во-вторых, они работают на положительный имидж: развивающиеся страны скорее идентифицируют себя с нами, чем с сионистами, так что, поддерживая нас, русские набирают очки в странах третьего мира – а именно там живут все колеблющиеся избиратели, чьи голоса так важны в соревновании между СССР и США. Но самая главная и единственно важная причина – нефть. У арабов есть нефть.

Они прошли мимо мальчика, пасущего небольшое стадо костлявых овец. Пастушок играл на флейте. Хасан припомнил, что Махмуд когда-то тоже был пастухом и не умел ни читать, ни писать.

– Понимаешь, как важна нефть? – спросил Махмуд. – Из-за нее Гитлер проиграл Вторую мировую.

– Разве?

– Ну смотри: русские победили Гитлера – иначе и быть не могло. Гитлер это понимал: он ведь наверняка читал историю Наполеона и знал, что никто не может одолеть Россию. Так зачем же он полез? А у него нефть кончилась. В Грузии, на Кавказе есть нефтяные месторождения – вот на них он и нацелился. А чтобы подчинить себе Кавказ, нужно сначала захватить Волгоград (тогдашний Сталинград); там-то удача ему и изменила. Нефть – вот цель всей нашей борьбы, нравится это нам или нет. Если бы не она, всем было бы наплевать на кучку арабов и евреев, дерущихся за пыльный клочок земли.

Махмуд был прирожденным оратором, его речи завораживали. Мощным, четким голосом он выдавал короткие, рубленые фразы, простые объяснения, утверждения, звучавшие как истина в последней инстанции. Хасан подозревал, что примерно то же самое Махмуд говорит своим воинам. Он припомнил утонченные разговоры о политике в Оксфорде и Люксембурге; сейчас ему казалось, что, несмотря на образованность и начитанность, эти люди понимали гораздо меньше, чем Махмуд. Конечно, международная политика – дело сложное, и за всей этой ситуацией стоит нечто большее, чем нефть, но все же в глубине души он считал, что Махмуд прав.

Они присели в тени смоковницы. Перед ними простирался пустынный, тусклый, ровный пейзаж. На ослепляюще синем небе – ни облачка. Махмуд откупорил бутылку воды, Хасан отпил тепловатую жидкость и поинтересовался, не хочет ли тот править Палестиной после разгрома сионистов.

– Я убил кучу народа, – сказал Махмуд. – Сперва собственноручно: ножом, винтовкой, гранатой. Теперь я разрабатываю планы и отдаю приказы – и все равно продолжаю убивать. Это грех, но я не раскаиваюсь и не испытываю угрызений совести. Даже если мы по ошибке убьем детей или арабов вместо солдат и сионистов, я подумаю: «Это повредит нашей репутации», а не «Это погубит мою душу». На моих руках кровь, и я не смою ее – даже пытаться не буду. Есть такая книга – «Портрет Дориана Грея». В ней рассказывается о человеке, который вел порочную жизнь, следы которой должны были отпечататься у него на лице – состарить, добавить морщин, мешков под глазами от разрушенной печени и венерических заболеваний. Однако с годами герой остается таким же юным, будто он нашел эликсир вечной молодости. А в запертой комнатке на чердаке дома хранится портрет героя, который стареет вместо него и постепенно приобретает все более страшные черты. Знаешь такую историю? Англичане придумали.