Алистер Маклин - Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»

Для каких же целей, помимо преступных, мог служить данный прибор на дрейфующей станции «Зет»? Когда я говорил Суонсону и его старпому о существовании специального пульта для наблюдения за запуском ракет в Сибири, я их не обманывал. Правда, я им не сказал, что для этого потребовалась бы гигантская антенна, уходящая высоко в небо. А с помощью найденного устройства нельзя определить и двадцатую долю отделявшего нас от Сибири расстояния.

Я еще раз взглянул на портативную рацию и ставшие бесполезными железно-никелевые элементы, служившие источником питания. Счетчик по-прежнему показывал длину волны, на которой радиооператоры «Дельфина» приняли сигналы бедствия. Делать мне тут больше было нечего. Приглядевшись хорошенько, я заметил,, что элементы питания соединены между собой и с рацией проводами в резиновой оболочке с помощью мощных зажимов типа «крокодил». Такие зажимы обеспечивают надежный контакт и очень удобны. Отсоединив два зажима, я осветил электрическим фонарем штыри аккумуляторов. На них были видны слабые, но отчетливые следы зубцов.

Я вернулся в лабораторию, еще раз приподнял незакрепленный щит пола и направил луч фонаря на железно-никелевые элементы. По крайней мере половина элементов имела те же характерные отметины. У аккумуляторов, которые казались с виду совсем новыми, были такие же следы. А ведь когда разбивался лагерь, железно-никелевые аккумуляторы были новехонькими. Несколько элементов было задвинуто так далеко, что пришлось засунуть под щит руку. Доставая из-под пола два аккумулятора, я дотронулся рукой до какого-то металлического предмета.

Что это такое, в темноте я не смог разобрать, но, подняв еще два щита, без труда сумел разглядеть его. Это был цилиндр длиной около тридцати и диаметром около шести дюймов. К головке привинчены бронзовый запорный кран и манометр со стрелкой на слове: «Полный». Рядом лежал пакет площадью примерно восемнадцать квадратных дюймов и толщиной дюйма четыре. На нем через трафарет были набиты слова: «Шары для радиозондов». Водород, батареи, мясные консервы, суп с острой приправой — довольно странный ассортимент. Но вряд ли выбор этих предметов был случаен.

Когда я вернулся в жилой барак, оба пациента едва дышали. Примерно то же самое можно было сказать и обо мне. Дрожа отхолода, я стиснул челюсти, но все равно клацал зубами. Чуть отогревшись возле мощных нагревательных приборов, я взял электрический фонарь и снова вышел из барака на холод, где было ветрено и темно. Я чувствовал себя круглым идиотом.

В течение последующих двадцати минут я раз двенадцать обошел лагерь концентрическими кругами, каждый раз на несколько ярдов увеличивая диаметр. В общей сложности я прошагал с милю, но ничего не добился, разве что поразмялся да поморозил скулы, остававшиеся незащищенными. Я это понял потому, что кожа перестала ощущать холод и стала нечувствительной к прикосновению. Сообразив, что напрасно теряю время, я повернул к бараку.

Я проходил между метеостанцией и лабораторией и приближался к восточной стене жилого барака. Внезапно меня охватило какое-то предчувствие. Направив луч фонаря на стену, я пригляделся к ледяному покрову, образовавшемуся на нем во время арктического шторма. Почти вся поверхность была одинакового серовато-белого цвета, гладкая, словно отполированная. Но в некоторых местах она была испещрена черными пятнами странных формы и размера. Некоторые из них были не больше квадратного дюйма. Я попытался потрогать их, но не смог, поскольку пятна были покрыты толстым слоем льда. Я принялся обследовать восточную стену метеостанции, но ни на ней, ни на восточной стене лаборатории никаких черных пятен не обнаружил.

После непродолжительных поисков я нашел в метеоблоке молоток и отвертку. Отколов кусок льда с черными пятнами, я отнес его в жилой блок и положил на пол около электрического обогревателя. Через десять минут на полу образовалась лужица воды, в которой плавали кусочки сгоревшей бумаги. Любопытная история. Выходит, в лед на восточной стене жилого барака вмерзли обрывки сгоревшей бумаги. Только там и нигде больше. Разумеется, причина могла быть самой заурядной. А может, и нет. Как посмотреть.

Я взглянул на больных. Похоже, им было тепло и уютно, но и только; Я понимал, что в ближайшие сутки трогать их нельзя. Сняв трубку, я попросил прислать кого-нибудь мне на смену. После того как появились два матроса, я ушел на субмарину.

В тот день на «Дельфине» царила непривычная атмосфера. Все были молчаливы, скучны, будто на похоронах. И неудивительно. Прежде в глазах членов экипажа зимовщики со станции «Зет» были какими-то отвлеченными цифрами. Но вот на борту корабля появились обожженные, обмороженные, изможденные люди; люди больные и страдающие, каждый со своей судьбой, своим характером. И при виде полуживых зимовщиков, все еще оплакивающих гибель восьми своих товарищей, моряки осознали весь ужас случившегося на дрейфующей станции. Они помнили о том, что каких-то семь часов назад погиб их товарищ — минный офицер лейтенант Миллс. Хотя поход оказался успешным, было не до празднеств. Стереофоническая установка и проигрыватель, установленные в столовой, молчали. Корабль напоминал склеп.

Ганзен сидел на краю койки у себя в каюте, так и не сняв меховых штанов, с суровым и хмурым лицом и молча наблюдал за мной. Я стащил с себя парку, отстегнул кобуру, укрепленную на груди, и, повесив на вешалку, сунул в нее пистолет, вытащив его из теплых штанов.

— Я бы не стал раздеваться, док, — произнес он неожиданно. — Конечно, если желаешь пойти с нами. — Лейтенант посмотрел на собственную меховую одежду. — Правда, для похорон костюм не очень-то подходящий.

— Хочешь сказать...

— Командир у себя в каюте... Готовится к церемонии погребения. Джорджа Миллса и помощника радиооператора, кажется, его звали Грант. Который умер сегодня. Сразу двоих будем хоронить. Во льду. Там уже работают несколько матросов. Ломами и кувалдами вырубают могилы у основания тороса.

— Я никого не заметил.

— Они на западной стороне.

— А я думал, что Суонсон доставит тело Миллса в Штаты. Или хотя бы в Шотландию.

— Далеко везти. Да и психологический фактор надо учитывать. Конечно, экипаж корабля трудно сломать, но мертвец на борту субмарины — дурной знак. Шеф получил разрешение из Вашингтона... — Умолкнув на полуслове, Ганзен посмотрел на меня, потом отвернулся. Но я и без слов понимал, что у него на душе.

— А как быть с семерыми на станции «Зет»? — укоризненно покачал я головой. — Неужели они недостойны того, чтобы их похоронить почеловечески? Как вы могли? Тогда я сам отдам им дань уважения.

Ганзен снова посмотрел на кобуру и отвел взгляд в сторону. Потом с холодной злобой проговорил: