Алистер Маклин - Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»

Примерно в 6.45 в центральном посту появился старший минер Паттерсон. Сначала я решил, что он вошел в дверь, поскольку с того места, где я сидел рядом с Суонсоном и старпомом, двери из-за дыма было не видно. Но когда Паттерсон приблизился, увидел, что он движется на четвереньках, мотая из стороны в сторону головой, надрывно кашляя и часто дыша. Маски на нем не было, и он всем телом дрожал.

— Надо что-то делать, командир, — прохрипел моряк. — На участке от носового торпедного отсека до столовой экипажа потеряли сознание семь человек. Им очень плохо, командир.

— Спасибо, старшой. — Суонсон, который, как и Паттерсон, был без маски, дышал с усилием. По серому лицу струились слезы и пот. — Сейчас что-нибудь придумаем.

— Кислород, — сказал уорент-офицер. — Надо подать кислород.

— Подать кислород? — Командир покачал головой. — Атмосферное давление и без того велико.

— От избыточного давления люди не умрут. — Несмотря на холод, боль в груди и жжение в глазах, до меня смутно дошло, что голос у меня странно изменился. Совсем, как у Суонсона и Паттерсона. — Их погубит окись углерода. Именно она подтачивает их силы. Все дело в соотношении окиси углерода к содержанию кислорода. Оно велико, слишком велико. Вот отчего мы все погибнем.

— Подать кислород, — скомандовал Суонсон. Даже это незначительное усилие отняло у него много энергии. — Больше кислорода.

Открыли вентили, кислород с шипением устремился в центральный пост и жилые отсеки. Мне заложило уши — нее, что я почувствовал. Но ощущение это исчезло, как только приполз Паттерсон, на сей раз ослабевший еще больше, и хриплым голосом сообщил, что теперь у него на руках двенадцать человек, потерявших сознание.

Захватив с собой один из немногих оставшихся автономных кислородных аппаратов, я вместе с Паттерсоном направился в носовые помещения. Я прижимал кислородную маску на минуту-две к лицу потерявшего сознание моряка, отдавая себе отчет в том, что это лишь временная мера. Сделав несколько глотков, люди приходили в себя, но после того как маска снималась, большинство из них вновь впадали в бессознательное состояние. Затем я вернулся в центральный пост, напоминавший темницу, на полу которой сгрудились люди. Почти все были без сознания. Я чувствовал, что и сам вот-вот потеряю сознание. Что же будет, если огонь, обжигавший им легкие, перебросится на другие участки? Видят ли эти бедняги, что их лица покрылись зловещим пурпурным румянцем — первым симптомом отравления окисью углерода. Джолли все еще не возвращался из машинного отделения. По-видимому, он остался там, чтобы в любой момент прийти на помощь тем, кто мог получить травму: слабея, люди безнадежно теряли бдительность и осторожность.

Суонсон находился в прежнем положении: сидел на палубе, опершись спиной о стол для прокладки. Когда я опустился, оказавшись между ним и старпомом, командир слабо улыбнулся.

— Что с ребятами, доктор? — прошептал Суонсон. Но в шепоте прозвучала сталь. Спокойствие командира было непоколебимо. До меня дошло, что передо мною человек, цельный, как скала. За всю жизнь среди миллиона человек можно встретить лишь одного такого, как Суонсон.

— Худо дело, — ответил я. Ответ мой не походил на доклад врача, в нем отсутствовали детали. Но мне не хотелось расходовать силы. — Через час или раньше люди начнут умирать от отравления окисью углерода.

— Так скоро? — Я увидел удивление в красных опухших глазах, из которых струились слезы, и почувствовал его в голосе командира субмарины. — Не может быть, доктор. Ведь окись углерода только начала сказываться.

— Да, так скоро, — сказал я. — Окись углерода действует очень быстро. В течение часа умрут пять человек. За два часа — полсотни. Самое меньшее.

— Вы лишаете меня права выбора, — негромко проговорил Суонсон. — И я вам за это благодарен. Джон, где наш командир группы главных двигателей? Настал его час.

— Сейчас позову. — Ганзен с трудом поднялся на ноги, похожий на старца, поднявшегося со смертного одра. В эту минуту распахнулась дверь в машинное отделение, и в центральный пост неуверенной походкой вошли несколько покрытых копотью, измученных моряков. Готовые сменить товарищей, с палубы встали другие люди.

— Это ты, Уилл? — спросил Суонсон у одного из во-шедших.

— Так точно, сэр. — Сняв маску, лейтенант Рейберн зашелся надрывным, мучительным кашлем.

— Как внизу дела, Уилл?

— Дым больше не идет, командир. — Рейберн вытер мокрое от пота лицо и пошатываясь опустился на палубу. — По-моему, мы залили пеной изоляцию.

— Много ли потребуется времени, чтобы убрать оставшееся?

— А кто его знает. В обычных условиях минут десять. А теперь — не меньше часа. Может, и больше.

— Благодарю. Ага! — улыбнулся коммандер при виде Ганзена и Картрайта, возникших из дымной мглы. — Вот и командир группы главных двигателей. Мистер Картрайт, буду вам премного благодарен, если вы поставите на огонь свой «чайник». Каков рекордный срок для того, чтобы запустить энергетическую установку, поднять пары и ввести в действие турбогенераторы?

— Не скажу, командир. — С покрасневшими веками, кашляющий, покрытый копотью, с искаженным от боли лицом, Картрайт тем не менее расправил плечи и растянул губы в улыбке. — Но можете считать, что рекорд будет побит.

С этими словами командир группы ушел. Сделав над собой усилие, Суонсон поднялся на ноги. В течение этих нескончаемых мучительных часов он лишь дважды надевал кислородный прибор, да и то когда заходил в машинное отделение. Распорядившись подать питание на трансляционную сеть, командир снял трубку и заговорил. Говорил он спокойным, отчетливым и сильным голосом — свидетельство самообладания, победы разума над телом: ведь натруженным легким все еще недоставало воздуха.

— Говорит командир, — произнес Суонсон. — Пожар в машинном отделении ликвидирован. Мы уже запускаем энергетическую установку. Открыть все водонепроницаемые двери и не закрывать до особого распоряжения. Можете считать, самое страшное позади. Благодарю всех за службу. — Повесив микрофон, он повернулся к старшему офицеру: — Самое худшее останется позади только тогда, Джон, когда сумеем запустить реактор.

— Разумеется, самое худшее еще впереди, — вмешался я. — Сколько уйдет времени на то, чтобы включить турбогенераторы и систему очистки воздуха? Три четверти часа, а то и час. А через какое время воздушные фильтры произведут сколько-нибудь заметный эффект?

— Через полчаса. Не меньше. Может, и больше.

— То-то и оно. — В голове у меня стоял такой туман, что я с трудом облекал мысли в слова. Да и то был не уверен, что мысли эти представляют какую-то ценность. — Итого, полтора часа, самое малое. А вы говорите: худшее позади! Худшее еще не начиналось. — Я встряхнул головой, силясь вспомнить, что же хотел еще сказать. Потом продолжил: — Через полтора часа каждый четвертый член экипажа будет мертв.