Алистер Маклин - Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»

—Вы в этом уверены? — хриплым шепотом спросил охранник. — Вы его видели?

—Я видел его, — дрожащим от нервного возбуждения голосом повторил он. — Но он не может заглянуть внутрь. Занавески опущены.

Глаза охранника сузились, а толстые губы растянулись в улыбке почти волчьего предвкушения. Только небу известно, какие бешеные мечты о славе и продвижении по службе крутились в этот миг в его голове. О чем бы он ни думал, но только не о подозрительности и осторожности. Он отодвинул Рейнольдса в сторону, раскрыл дверь в ванную комнату, а Рейнольдс, освобождая руку от полотенца, прошел вслед за ним. Удар по затылку... Он поймал падающее тело охранника и осторожно опустил на пол. Открыть шкаф с бельем, разорвать пару простыней, связать лежавшего без сознания охранника и забить кляп в рот, поднять, запихнуть в шкаф и запереть — на все это тренированным рукам Рейнольдса потребовалось только две минуты.

Еще через пару минут со шляпой и перекинутым через руку плащом, очень сильно смахивая на идущего в гости посетителя отеля, Рейнольдс стоял у номера пятьдесят девять. У него в запасе было полдюжины ключей-отмычек вместе с четырьмя полученными от управляющего отеля, в котором остановился он сам, — ни один из ключей не подходил.

Рейнольдс замер от неожиданности. Это было непредвиденным, чего он никак не ожидал. Он бы мог гарантировать вход в двери любого отеля с этими ключами, но рисковать сейчас и выламывать дверь он не мог. Высаженный силой замок уже не закроешь. Если сопровождающий профессора охранник увидит открытую дверь, которую он запирал, то немедленно что-то заподозрит и произведет обыск.

Рейнольдс двинулся к следующей двери. По обеим сторонам коридора только каждая вторая дверь имела номер.

Вполне логично было предположить, что двери без номеров ведут в ванные комнаты, соединяющиеся с каждым номером. Русские бронировали своим известнейшим ученым лучшие номера, создавали удобства, которые в других, более цивилизованных странах обычно предоставляются кинозвездам, аристократии и сливкам общества.

Естественно, и эта дверь тоже была заперта. В таком оживленном отеле коридор не мог оставаться пустым на неопределенно долгое время. Рейнольдс вставлял и вытаскивал ключи из замка со скоростью и ловкостью артиста. Снова ему не повезло. Он достал фонарик, опустился на колени и уставился в щель между дверью и косяком. Тут ему повезло. Большая часть дверей в континентальной Европе навешивается на косяк, и язычок замка остается недоступным. Но в данном случае дверь входила в косяк. Рейнольдс быстро достал из бумажника длинную пластинку жесткого целлулоида. В некоторых странах обнаружение такого предмета у грабителя стало бы достаточным поводом, чтобы поставить его перед судьей по обвинению в обладании орудием взлома. Он просунул целлулоидную пластинку между дверью и косяком, взялся за ручку, потянул дверь на себя, поворочал пластинкой из стороны в сторону, ослабил дверь, толкнув ее назад. Замок громко щелкнул, и мгновенно Рейнольдс оказался внутри.

Помещение оказалось именно ванной комнатой, повторяющей в деталях ту, которую он только что покинул, лишь положение дверей было различным. Двойной шкаф для белья оказался справа, когда он вошел во вторые двери. Он открыл этот шкаф, увидел с одной стороны полки, а другая половина шкафа была пустой. Во всю длину в дверцу вделано было зеркало. Закрыв шкаф, отметил, что в нем удобно будет спрятаться. Но он надеялся, что укрытие ему не понадобится.

Он прошел к двери, ведущей из ванной комнаты в спальню, и посмотрел в замочную скважину. Там было темно. Дверь открылась, когда он нажал на ручку, и он вступил в темноту, быстро обшаривая помещение узким лучом фонарика. Пусто. Подошел к окну и, убедившись, что никакой свет не будет замечен сквозь закрытые жалюзи и тяжелые шторы, перешел к другой двери, включил свет и повесил шляпу на ее ручку, чтобы нельзя было подглядеть в замочную скважину.

Рейнольдс имел немалый опыт в обыскивании помещения. Ему потребовалась всего минута, чтобы тщательно осмотреть картины и потолки, убедиться, что нигде нет отверстий для подглядывания. И всего за двадцать секунд он нашел обязательный микрофон, спрятанный за решеткой вентилятора над окном. После этого он сосредоточил внимание на ванной комнате. Осмотр ее занял секунды. Ванна была встроенной, и потому за ней ничего нельзя было спрятать. Ничего не обнаружилось и за раковиной, и за шкафчиком, и за занавесками душа. Старомодный душ крепился болтом к потолку.

Он как раз задергивал занавеску, когда услышал в коридоре приближающиеся шаги, всего в нескольких футах. Звук шагов, конечно, заглушал толстый ковер. Он пробежал в комнату, выключил свет. Шли явно два человека. Он это слышал, слышал их голоса и надеялся, что голоса заглушат щелчок выключателя. Он снял шляпу с ручки, быстро прошел в ванную комнату, закрыл за собой дверь почти полностью и приготовился наблюдать в образовавшуюся щель между косяком и комнатой. Ключ повернулся в замке, и в номере появился профессор Дженнингс. С ним вошел, еле держась на ногах, высокий, могучий человек в коричневом костюме. Был ли то сотрудник АВО, назначенный охранять профессора, или просто коллега Дженнингса, определить невозможно. Но одно было достаточно ясно: он принес с собой бутылку и два стакана, значит, намеревался остаться надолго.

Рейнольдс держал в руке пистолет, но даже не осознавал этого.

Если спутник Дженнингса захочет посетить ванную комнату, то Рейнольдсу не останется времени, чтобы спрятаться в большом шкафу. А когда его обнаружат, Рейнольдсу останется один выбор: ведь встреча с охранником, живым или мертвым, отрезает ему возможность еще раз вернуться в отель. Для безопасности он должен был предположить, что с профессором пришел охранник. Значит, не представляется никакого шанса вступить в контакт с Дженнингсом. Он понимал, что старый профессор должен уйти с ним этой ночью, хочет он того или нет, но Рейнольдс понимал также и невозможность выйти незамеченным из отеля «Три короны» с не желающим того человеком, которого придется вести под дулом пистолета.

Да и по враждебным темным улицам Будапешта вряд ли он мог пройти с таким пленником хоть какое-то значительное расстояние.

Но пришедший с Дженнингсом человек не сделал попытки войти в ванную комнату. Вскоре стало очевидным, что это не охранник. Дженнингс, как казалось со стороны, был явно в дружеских отношениях с этим человеком, называл его Джозефом и обсуждал с ним по-английски настолько специфические научные вопросы, что Рейнольдс даже приблизительно не мог понять, о чем идет речь. Вне всякого сомнения, это коллега-ученый. У Рейнольдса вызвало удивление, что русские позволили двум ученым, одному из них иностранцу, вести свободный спор о таких предметах. Затем он вспомнил о скрытом микрофоне и больше не удивлялся. Сначала больше говорил человек в коричневом костюме, что тоже заставляло немало удивляться, так как Гарольд Дженнингс слыл разговорчивым человеком, и настолько, что иной раз это доходило до степени нескромной болтливости. В дверную щель Рейнольдс увидел, что Дженнингс сильно отличался от того человека, чью фигуру и лицо он запомнил по сотням фотографий. За два года отсутствия в Англии он изменился, пожалуй, больше, чем за десять предыдущих лет. Он казался меньше, каким-то осунувшимся, а на месте пышной копны белых волос осталось всего несколько прядей, едва прикрывавших лысеющую голову. Лицо покрывала нездоровая бледность, и только темные, глубоко сидящие глаза на покрытом глубокими морщинами исхудавшем лице не утратили огня и властности. Рейнольдс улыбнулся, сидя в темной комнате, подумал: что бы русские ни сделали с этим стариком, они не сломили его духа, такого ожидать было бы слишком.