Леонид Млечин - Кристина + Сергей = смерть. Любовь под присмотром КГБ

— Не она, а ее деньги.

— Хорошо, что ты ее сейчас не видел. Ты бы не стал с ней ни за какие деньги…

— Да, я слышал, что она сидит на антидепрессантах. И вроде даже наняла медсестру, которая колет ей всякую гадость.

— Ага, после первой попытки покончить с собой.

За неплотно прикрытой дверью раздавались крики гостей:

— Кристина, куда ты запропастилась?

— Мы идем купаться в твой бассейн.

— Давай с нами!

Смех:

— Без купальников!

Кристина захлопнула дверь и заперлась изнутри.

Здесь тоже висели портреты отца и брата.

Кристина словно обращалась к брату:

— Ты же помнишь Ксантоса. Мы дружили с детства… Я могла ему доверять. И они это знали. Я думала, богатство делает жизнь райской.

Она открыла ящик туалетного стола. Вытащила упаковку с таблетками. Вытряхнула на ладонь сразу несколько пилюль.

— Господи, как так получилось, что я осталась совсем одна?

До нее донесся громкий голос:

— Госпожа Оазис? Кристина, где вы? Мы приехали и ждем вас.

Она вытерла слезы. Посмотрела на таблетки в своей руке и высыпала их на столик. С высоко поднятой головой вышла из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Она уже не была похожа на ту несчастную женщину, которая только что рыдала.

Ее голос вновь звучал властно:

— Где же вы?

И вдруг в спальне, из которой она только что вышла, раздался громкий взрыв. Кристина была оглушена. Сползла по стене на пол. Но не успела упасть. Появились охранники и помощники Кристины, прислуга. Ее подхватили и унесли прочь от места взрыва. В ближайшей комнате уложили на диван.

Кристина Оазис открыла глаза:

— Я жива?

Глазов не без удивления вошел в кабинет Игнатенко.

— Вызывали, товарищ генерал?

— Ты когда улетаешь в Афины? — спросил генерал.

— Сегодня вечером.

Игнатенко встал из-за стола и прошелся по своему огромному кабинету.

— Вот какая информация попалась мне на глаза, — рассказал Игнатенко, — что некая боевая группа нацелилась на нашу общую подругу в Афинах. Данные, конечно, не совсем точные… Но все-таки. Она послезавтра пойдет в церковь — поминать погибших родных. А когда выйдет, террористы взорвут припаркованную рядом машину.

Заседания политбюро становились все более короткими. Долгое обсуждение исключалось. Черненко, ведавший всеми партийными делами, заранее договаривался с членами политбюро, чтобы они не обременяли своими заботами генерального секретаря.

Стоя рядом с Брежневым, Черненко подкладывал ему бумаги и подсказывал:

— Это уже решили… Это надо зачитать.

Брежнев не без труда зачитывал заранее подготовленное предложение. Присутствующие согласно кивали и говорили:

— Все ясно. Согласимся с мнением Леонида Ильича…

И вдруг Брежнев оторвался от лежавших перед ним бумаг и сказал:

— А не уйти ли мне на пенсию? Чувствую себя плохо все чаще. Надо что-то предпринять.

Андропов отреагировал быстрее других:

— Леонид Ильич, вы только живите и ни о чем не беспокойтесь. Только живите. Соратники у вас крепкие, мы не подведем.

Брежнев растрогался и со слезами на глазах сказал:

— Если вы все так считаете, то я еще поработаю.

После заседания политбюро Андропов подошел к Брежневу:

— Леонид Ильич, на фоне нашего противостояния из-за афганской войны я считаю необходимым пересмотреть некоторые аспекты наших отношений с Соединенными Штатами. Мы обязаны ужесточить нашу линию.

Леонид Ильич поинтересовался:

— А что думает Громыко?

Андропов нехотя ответил:

— Министр, разумеется, в курсе. Но Андрей Андреевич не принимает к рассмотрению точек зрения, не совпадающих с его собственной.

Слыша этот разговор, Громыко весьма нелюбезно заметил:

— Каждому следует заниматься своим делом.

Андропов недовольно буркнул:

— Конечно, во внешней политике у нас разбирается лишь один товарищ Громыко.

В международных делах Брежнев все больше полагался на своего министра. Леонид Ильич пожал плечами:

— Убеди Громыко и действуй.

Он устроился в своих «жигулях» наискосок от подъезда. Отсюда ему были видны все, кто входил и выходил из дома. Внезапно в стекло постучали. Он вздрогнул. К окну склонился забулдыга с трехдневной щетиной.

— Помоги, друг. Поправиться с утра надо. Голова гудит, как котел. Дай хоть полтинник, я пивка возьму.

— Пошел вон, — прошипел водитель. — А то вылезу, рога пообломаю.

— Понял, — сказал забулдыга. — Пивом не угостишь.

Он отошел за машину и схватился за голову:

— Господи, голова прямо раскалывается. Лучше бы я умер маленьким.

За рулем «жигулей» сидел офицер службы наружного наблюдения. Объектом наблюдения был подполковник Сергей Глазов.

Ровно месяц назад поздним вечером Кристина Оазис неожиданно позвонила ему в Москву. Выпалила:

— Я соскучилась.

Сергей Глазов удивленно-испуганно переспросил:

— Что-то случилось?

Кристина подтвердила:

— Да, я в тебя влюбилась. Почему нельзя не быть без ума от тебя?

— Я тоже скучаю. Могу спросить, как ты поживаешь?

— Спрашивай. Только имей в виду, что я стараюсь выглядеть получше в своих ответах, но ведь это для того, чтобы нравиться тебе, а значит, дороже любой правды. Между прочим, я о тебе ничего не знаю, а мне бы хотелось. Я тебя только чувствую. Но этого мало.

— Я о тебе постоянно думаю, — признался Глазов.

— Как, по-твоему, могу я уже закрыть глаза и попытаться представить, как ты меня целуешь? — спросила Кристина. — Или лучше пока не начинать? А может, ты просто приедешь ко мне. Или хочешь — я примчусь к тебе? Прямо сейчас?

— Ты ни о чем не беспокойся, — Сергей попытался успокоить девушку.

— Я же не о себе беспокоюсь, — ответила Кристина Оазис. — Моего отца и брата уже убили. Я о тебе думаю.

Никто не мог предположить, что Кристина Оазис отзовется на приглашение Сергея Глазова и прилетит в Москву. Но после второго взрыва ей стало страшно. Увидев ее в аэропорту, Глазов вздохнул с облегчением: теперь она в безопасности.

Но что будет с ним самим?

Ему пришлось уйти из семьи и из дома. Он снимал квартиру. Вокруг него внезапно опустело. Даже самые близкие друзья словно испарились. Они боялись общаться с человеком, за каждым шагом которого следили.

Молодого человека в кепке Глазов приметил, когда заходил к Кристине — она обосновалась в гостинице. Обладатель кепки обшаривал глазами каждого, кто поднимался на этаж, где находился ее номер. А потом Глазов увидел его в коридоре на Лубянке. Схватил за руку и отвел в сторону:

— Ты что за мной ходишь? Кто приказал?