Джордж Джонас - Месть

— Нет, месье, нет. Я говорю по-английски. Почему бы нет? Я должен иметь практику. Скоро ведь весь мир будет говорить только по-английски. Не так ли?

Ах вот что, подумал Авнер. По крайней мере, он не скрывает, что именно его беспокоит.

Отвращение ко всему английскому, однако, было не единственным, что определяло мировоззрение «папа». Авнер так и не смог понять ни в этот раз, ни во время своего следующего визита, что же это было. «Папа» к отдельным людям, если они не были политическими деятелями, неприязни не обнаруживал. Когда речь заходила о том или ином человеке, он обычно одобрительно кивал головой и произносил: «Я его знаю. Он хороший человек». Но стоило заговорить об организациях или правительствах, — нет! Все они — дерьмо. Это было его любимое словечко.

«Папа» представил Авнера своей жене, по-видимому, матери Луи. Особой симпатии между супругами Авнер, правда, не уловил. Жена «папа» выглядела старше его, хотя в действительности была на несколько лет моложе. Участия в разговоре она не принимала, а лишь накрыла на стол и подала закуску.

В комнате, кроме самого «папа», Авнера и Луи, находился еще один человек — брат «папа». Он редко что-нибудь произносил и говорил только по-французски. Вскоре, однако, выяснилось, что «папа» и Луи используют его в качестве живого компьютера. Это было поразительно. Какой бы вопрос они ему ни задали, он отвечал своим монотонным голосом без малейшего промедления и называл все даты и цифры, которые их интересовали. Желая испытать его, Авнер спросил, а Луи перевел его вопрос, сколько денег они должны своему осведомителю-греку за работу по наблюдению. Дядя, без колебаний назвал сумму, которая, по представлениям Авнера, была совершенно верной.

Само собой разумеется, такой метод ведения дел был куда более безопасным, чем письменная документация. Демонстрация была убедительной. Но Авнеру тут же пришло в голову, что Ле Груп окажется в затруднительном положении, когда дядя умрет. Ему явно было больше семидесяти.

Прямой вопрос Авнеру «папа» за все время их беседы задал один раз.

— Вы работаете на Израиль, не так ли?

Авнер в ответ повторил то, что уже неоднократно говорил Луи. Он собирает информацию о палестинских террористах.

— Я когда-то работал на Мосад, — сказал он. — Но теперь работаю на другую организацию. — Собственно говоря, формально оно так и было. — В настоящее время и я, и мои партнеры работаем на одну частную еврейскую организацию в Америке.

Это была ложь, но звучала она правдоподобно. Кроме того, она соответствовала представлениям «папа» о том, что творилось в мире. Насколько Авнеру удалось понять, «папа» предполагал, что только частный бизнес мог обеспечивать в международном масштабе эффективную диверсионную деятельность и сбор разведывательной информации. Один Бог знает, какими путями пришел «папа» к этим выводам. Возможно, он предполагал, что все кругом берут пример с него.

Кстати, его взгляды совпадали — и во многом — с теми, которые высказывала Кэти, родившаяся в Квебеке и помогавшая им уничтожить аль-Кубаиси.

Авнер этих взглядов не разделял. Разумеется, существовали отдельные сильные личности, богатые шейхи из нефтяных стран, состоятельные неонацисты или романтически-революционно настроенные прожигатели жизни, которые финансировали или организовывали какую-нибудь террористическую группу или отдельный террористический акт. Таким, в частности, был богатый итальянец, издатель и бизнесмен Джинджакомо Фельтринелли, погибший при взрыве весной 1972 года в момент, когда он пытался, надев на себя куртку «Кастро», устроить диверсию на каком-то промышленном предприятии.

Но эти экстравагантные личности составляли, несомненно, крошечное меньшинство в мире международного террора и контртеррора. Их можно было приравнять к психически неустойчивым людям, которые по собственной инициативе покушаются на государственных деятелей. Бывали, конечно, и спонтанно возникавшие то там, то здесь группы студентов-революционеров или националистов, которых никто не поддерживал. Но в основном все значительные группы субсидируются или организуются каким-нибудь государством или группой государств. В большинстве случаев это государства коммунистического блока, связанные с Советским Союзом и реже — с Китаем. Даже отдельные личности типа Фельтринелли в конце концов попадают от них в зависимость, потому что нуждаются в тренировках, документах и оружии [68], хотя в финансовом отношении они остаются независимыми.

«Папа» думал совершенно иначе. Авнеру казалось удивительным, что француз, выросший на улице, очень хорошо знакомый со всеми особенностями тайных организаций в Европе, может мыслить, как мыслят создатели комедий об убийцах и терроре. Режиссеры голливудских фильмов или сочинители популярных романов, естественно, никакого представления о подпольных движениях не имеют. Но как мог «папа» предполагать, что все, что происходит, задумано таинственными индивидуумами, дельцами или старыми аристократами, которые, запершись в своих замках в Швейцарии, разрабатывают планы завоевания мира? Это было невероятно. Если он, конечно, вообще во что-нибудь верил. Его презрительная улыбка могла означать то же, что пожатие плеч Кэти, считавшей, что все толкования, кроме ее собственных, предназначены для ослов. В этом смысле и сам Авнер, и его партнеры, оказывались в компании ослов.

«Папа», видно, пришлась по душе его ссылка на частную еврейскую организацию в Америке. И Авнер решил, что раз так, он и в дальнейшем будет придерживаться этой версии. Да и кто в конечном счете может сказать, кто ими руководит и на кого они работают? Авнер, во всяком случае, точного ответа дать бы не мог. Ведь они и в самом деле не работали на Мосад.

Так или иначе, но мировоззрение «папа» никакого интереса у Авнера не вызвало. Но в остальном старик ему очень понравился. Было совершенно ясно, что он свое дело знает. На все практические вопросы «папа» отвечал четко.

«Папа» производил на Авнера впечатление человека явно незаурядного, и он не хотел бы оказаться в стане его врагов. Расставаясь с «папа», он чувствовал, что он и его группа в безопасности до тех пор, пока этот старик на их стороне.

Это ощущение усилилось, когда, подойдя к машине, Авнер протянул руку к черным очкам, которые лежали за ветровым стеклом. «Папа» отнял их у него и отдал сыну, произнеся при этом: «Дерьмо!» Луи рассмеялся и сунул очки в карман. На обратном пути Луи заметил:

— Похоже, вы понравились моему старику.

Авнер улыбнулся и пробормотал что-то вроде того, что очень рад. Хотелось же ему сказать другое: «Это хорошо. Может быть, я смогу прожить подольше». Но проверять, есть ли у Луи чувство юмора, когда дело касается Ле Груп, он не стал.