Василий Ардаматский - Опасный маршрут. Повесть

Вскоре Окаемов стоял перед окошечком отдела кадров театра:

- Я читал ваше объявление о шофере. А может, вам нужен механик?

Девушка за окошечком сердито посмотрела на Окаемова:

- Нам нужен шофер.

- Жаль, - печально произнес Окаемов, не торопясь, уходить.

Там, за окошечком, к девушке подошел работник отдела кадров:

- Подождите, вы - механик?

- Вообще-то я шофер второго класса, - будто нехотя ответил Окаемов. - А только последнее время я больше работал механиком. И зарплата больше и мотни меньше.

- Ну а если мы договоримся так: зачислим вас шофером, месяца два вы поездите, а потом у нас назревает одна комбинация, и мы переведем вас на должность механика. А сейчас мы дадим вам общежитие.

- Без обмана?

- Зачем же обманывать? Согласны?

- Попробуем!

- У вас документы с собой?

- С собой.

- Тогда заходите вот в ту дверь.

Вечером загородное общежитие рабочих оперного театра принимало в свою семью нового жильца - шофера Сергея Михайловича Гудкова. Впрочем, прием этот не был ни торжественным, ни многолюдным: большинство обитателей барака в это время находилось на работе. Бумажку о предоставлении места в общежитии Окаемов, за отсутствием другого начальства, предъявил председателю санитарно-бытовой комиссии Коле Боркову, ученику портняжной мастерской театра. Разбитной паренек с косыми глазами боком посмотрел на бумажку и на Окаемова:

- Новый шофер, значит?

- Шофер.

- Ну и ладно. Пошли… - Борков повел Окаемова к его койке. - Это будет твое, значит, место. Белье надо менять не реже одного раза в неделю. Стирка белья идет собственноручно в моечной, что в конце барака. А если денег, значит, не жаль, можно отдавать Марусе из женского барака. Обживайся…

Окаемов присел на жесткую койку и осмотрелся. Шеренга коек тянулась через весь барак. На соседней койке, накрывшись с головой, спал длинный человек, его босые шишковатые ноги торчали в проходе. И он так трескуче храпел, что могло показаться, будто он под одеялом заводил мотоцикл. Окаемов с ужасом представил себе, как на всех этих кроватях будут храпеть люди, и лицо его скривилось в брезгливой гримасе.

С помощью Коли Боркова он раздобыл бритву, осколок зеркала, кипяток и занялся приведением в порядок своей бородки. Коля стоял за его спиной и, избочась, косым глазом смотрел, как Окаемов брился.

- Неужто бороду не срезаете? - удивился он.

- Борода красит мужчину, - отозвался Окаемов.

- Скажете тоже, - усмехнулся Коля Борков. - Только пыль в ней собирается. У нас во всей деревне один поп бороду носил, и всегда у него в бороде шелуха от семечек болталась.

- Может, ты займешься каким делом? - спросил Окаемов, сузив глаза и в осколок зеркала смотря на Колю.

- Мне на работу к девяти утра, - не понял Коля Борков.

- Шел бы тогда спать, что ли?

- Я раньше одиннадцати не ложусь. Вот, значит, последние известия прослушаю, и тогда будьте здоровы.

Окаемов замолчал, злясь все больше. Коля Борков не уходил. В это время в дальнем, темном углу барака запиликала гармошка. Было видно, что гармонист только начинал осваивать инструмент. Он все время выводил один и тот же кусок мотива из песни «Давай закурим, товарищ, по одной». Гармонист никак не мог подобрать к этой мелодии басовый аккомпанемент и оглашал барак дикими звуками.

- От наяривает Петька! - восхищенно сказал Коля Борков. - В один месяц научился. Его только в праздники гармонью премировали. Правда, хорошо, когда музыка?

- Хорошо, когда хорошая! - злобно сказал Окаемов.

- Так он же еще тренируется, - вступился за гармониста Коля Борков. - С него и спрос малый.

- Мог бы тренироваться в другом месте! - Окаемов встал и ушел в умывальную комнату.

Коля Борков удивленно посмотрел ему вслед, пожал плечами и направился к гармонисту.

Умывшись, Окаемов быстро разделся и лег в постель. Гармонист продолжал подбирать басовый аккомпанемент.

«Будь ты проклят вместе со своим баяном! - с яростью подумал под одеялом Окаемов и постарался отвлечься от терзавшей его музыки раздумьем о своих делах. - Ну что ж, переход в новое состояние совершился более чем удачно. И если косому идиоту и его братии нравится, как тренируется гармонист, эта какофония должна нравиться и мне. Чудесная музыка! Мистер Барч, смогли бы вы спокойно слушать этого гармониста?… Итак, завтра в восемь утра новый шофер оперного театра приступит к работе. Я не завидую вам, господа чекисты. Вам ведь уже казалось, что вы загнали меня в угол, а я взял и исчез. Меня больше нет. Я только что был, и меня не стало. И найти меня невозможно. Я стал, как вы выражаетесь, членом коллектива, а это означает, что я стал невидимкой. Вы разве умеете видеть сквозь толщу обступивших меня людей? Эти люди спрятали меня. Они охраняют меня. Чтобы вы не могли подслушать даже мои мысли, сейчас рядом со мной храпит на весь барак неизвестный мне верзила. И пока вы, господа чекисты, будете ломать голову над задачкой, которую я вам задал, я начну действовать…»

Здание института, которым руководил Вольский, стояло напротив бульвара. Окаемов открыл это здание, проехав на грузовике театра вслед за знакомым ему ЗИМом профессора.

День уже шел навстречу вечеру. Тень от деревьев бульвара прикрыла всю улицу и начала мохнатой полосой подниматься на стену института. Сотрудник госбезопасности Кудрявцев, который с утра вел наблюдение за подъездом института, то и дело посматривал на часы - скоро его должен был сменить другой сотрудник. Со стороны Кудрявцев был похож на фланирующего по бульвару молодого модника. Он то исчезал в толпе прохожих, то снова появлялся. То он стоял на углу перекрестка и будто ждал на свидание девушку, а то, развернув перед собой газетный лист, сидел на бульварной скамейке. Он разговаривал о жизни с продавщицей мороженого и помог слепому перейти улицу. Он изучал плакаты на афишной тумбе и кормил хлебом голубей на лужайке. Он наводил блеск на ботинки у уличного чистильщика и любовался игрой детворы на куче песка. И никому невдомек было, что этот праздно убивающий время молодой человек, чем бы он ни занимался, каждую минуту находился в напряжении и не спускал глаз с подъезда института.

Вот пожилая женщина с кошелкой остановилась у дверей института и рассматривает номер дома. Кудрявцев торопит чистильщика: ботинки и так горят, как солнце. Женщина вошла в институт. Кудрявцев уже стоит возле института и читает вывешенную на стене газету. Женщина вышла на улицу, снова посмотрела на номер дома и, ворча что-то под нос, пошла в сторону площади. Кудрявцев идет за женщиной. На углу площади стоит плохо одетый парень в сандалиях на босу ногу. Кудрявцев останавливается рядом с ним: «Видишь женщину с кошелкой? Посмотри». Парень в сандалиях идет за женщиной, а Кудрявцев быстро возвращается к институту. Через час к нему подходит парень в сандалиях: «Женщина заходила в райсобес. Ругалась насчет пенсии. Она спутала номер дома и по ошибке зашла в институт. Живет на Казарменной улице, дом семь, квартира одиннадцать».