Александр Витковский - За пять минут до ядерной полуночи

– Это липовый фотомонтаж!

– Ну, не скажите… Нам стоило большого труда сделать эти кадры и остаться незамеченными.

– В ту поездку я не был в соборе Парижской Богоматери, – продолжал идти в глухую несознанку Коржавцев.

– Тогда что вы скажете на это, – и разведчик выложил еще несколько снимков. Это были четкие детальные изображения нескольких пачек валюты достоинством в 20, 50 и 100 франков, шахматной доски и двух – белой и черной – пешек. Бархатные основания обеих фигурок были отогнуты, и из просверленных отверстий торчали скрученные в маленькие тугие трубочки бумажные рулончики, а из тайника в доске выглядывали шифровальные блокноты, почтовые конверты и открытки, листы белой бумаги для тайнописи. На других фотографиях были все те же инструкции, блокноты и другие секретные документы в развернутом виде с четко читаемым текстом на французском языке.

– Вижу деньги, шахматы, какие-то конверты с открытками, а обо всем другом – понятия не имею.

– Это разведзадания вашему агенту, схемы закладки тайников для передачи полученной информации, шифрблокноты для подготовки секретных материалов и почтовые конверты с подставными адресами вашей службы в третьих странах. О деньгах не говорю, видимо, гонорар вашему агенту, – комментировал француз. Коржавцев и без подсказки знал, что это такое, но закон шпионского жанра требовал вести игру до конца.

– При чем тут я?

– Именно вы передали весь этот шпионский набор Жискару.

– Ага, и Мону Лизу из Лувра в 1911 году тоже я украл…

– У вас прекрасное качество для разведчика, хоть и бывшего. Вы до конца защищаете позицию, проигранную во всех отношениях. Но в данный момент мы просто теряем время. Вот взгляните сюда, – и француз протянул две последние фотографии. – На первой – отпечатки ваших пальцев, которые вы случайно оставили на шахматной доске для своего агента. А на второй – тоже ваши отпечатки, снятые нами всего три-четыре месяца назад во время фуршета на выставке вооружений в Ле-Бурже. Если не верите, можете прямо сейчас сравнить их с папиллярным узором на собственных пальцах, они идентичны. И, кстати, формула вашей ДНК у нас тоже есть.

– Ну, тогда клонируйте меня, как овечку Долли, и у вас не будет никаких проблем.

Запираться уже давно было бессмысленно, но Коржавцев делал это из упрямства – ему очень не хотелось так позорно и глупо проигрывать, а еще из принципа, усвоенного с младых ногтей в разведшколе: попался, отрицай все, даже самое очевидное. Но, если уж быть совсем откровенным, он тянул время и лихорадочно искал какой-нибудь выход из сложившейся патовой ситуации с наименьшими для себя потерями.

– Если очень постараться, отпечатки моих пальцев можно найти даже на обгоревшем черепе Гитлера…

– Хватит, я устал от ваших интеллектуальных экзерсисов, – резко оборвал его сотрудник DGSE. – Мы давно следили за Жискаром, надеясь выйти на кого-нибудь из сотрудников вашей резидентуры в Париже. Но попались вы.

– Так почему же вы не задержали нас с поличным во время встречи?

– Такие мероприятия готовятся заранее, а вы были новый для нас человек. Мы даже не знали кто вы, на разведку какой страны работаете. Но вашего контактера мы задержали тут же, он даже не успел пройти Старый мост с острова Сите. Понятно, что он рассказал нам все, что знал.

– Вы блефуете! Мы бы узнали об аресте Жискара.

– Виталий Васильевич, не нужно недооценивать профессионализм французских спецслужб. Он был задержан, а не арестован, перевербован нами, и с его помощью мы несколько лет продвигали российским спецслужбам дезинформацию о наших достижениях по некоторым образцам современной военной техники и ряд тупиковых направлений в области кое-каких исследований на эту же тему. Представляете, сколько времени и денег потеряли ваши спецНИИ, отрабатывая эти псевдонаучные идеи! И куратор Жискара из парижской резидентуры российской разведки тоже, как у вас говорят, оказался «под колпаком», только под нашим, фригийским. – Француз не без удовольствия хмыкнул, довольный своей шуткой, собой и работой своей конторы. – Это же классика секретных операций. Вспомните, как израильтяне приговорили вашего агента Маркуса Клингберга к 20 годам, из которых первые восемь лет он сидел в одиночной камере тюрьмы Ашкелона, а вы об этом ничего не знали.

– Зато до этого Моссад больше 30 лет ничего не знал о том, что с помощью этого ученого мы контролировали практически все разработки химического и биологического оружия Израиля. А как филигранно он обманывал детекторы лжи, на которых его проверяли!

Виталий понял, что нет никакого смысла отрицать свою прошлую работу в разведке. Главное – попробовать уболтать этих ребят, чтобы точно выяснить, чего представители DGSE хотят от него сейчас, по возможности получить от них максимум полезной для себя информации и таким образом хоть как-то расширить поле для маневра в собственных интересах.

– Так почему же вы не продолжили свою успешную работу с Жискаром, а фактически «сожгли» своего двойного агента, сообщив мне всю его подноготную? После таких признаний вы не имеете права выпустить меня живым из этого номера, ведь я через полчаса сообщу обо всем моим бывшим коллегам в российской разведке.

Все трое разведчиков, внимательно и с искренним интересом наблюдавшие за своим русским, хоть и бывшим, но все же коллегой-противником по секретному ремеслу, вновь переглянулись.

– Вам остается накачать меня наркотиками, чтобы я перепутал входную дверь с балконной и грохнулся на мостовую с шестого этажа, – продолжал Коржавцев. – Но имейте в виду, мое руководство знает, где я сейчас нахожусь, и к тому же ему известно, что я не наркоман…

– Ну, не нужно врать. Начальству не докладывают, что идут на свидание к любовнице, – усмехнулся один из французов. – В какую банальщину вас еще понесет? Надеюсь, вы не думаете, что мы растворим вас в ванне с соляной кислотой и сольем в парижскую канализацию?

– Спасибо и на этом…

– Спасибо вы нам скажете потом. А пока мы предлагаем вам сотрудничество с нашей службой, – продолжил старший троицы. – И давайте обойдемся без пафосных восклицаний по поводу предательства Родины и прочей чепухи. Ваша советская Родина предала вас вместе с Горбачевым в 1991 году. Хрустнула, как пустой орех, и развалилась.

– Что будет, если я откажусь? – Вопрос будто сам сорвался с языка.

– Я уже говорил, тогда вся эта пачка документов окажется на столе вашего руководства… И вы не сможете попросить парочку фотографий, чтобы продемонстрировать жене, – тема, сами понимаете, не та.

Последняя фраза показала, что француз цепко держал в памяти все детали разговора и не упускал случая всякий раз уязвить противную сторону.