Владимир Быстров - По обе стороны реки

— Постойте, отец Глеб! — только сейчас до Леонида дошло, какой путь проделал этот немолодой уже человек в поисках душевного мира и покоя. — Так ведь от этого Трухина до нас почти сотня верст! Да не просто верст, а через заказник, где ни дорог, ни людей! Там и в советское-то время никто не жил!

— Про расстояние ничего, уважаемый, не скажу… Не силен я в километрах да верстах этих! — спокойно ответил священник. — А только добирался, считай, полную неделю!

— Неделю пешком? — ошеломленно воскликнул Рыков. — И это в середине апреля, по распутице?! А ночевали где, питались чем? Да вы меня просто разыгрываете!

— Зачем же мне вас разыгрывать? — удивился отец Глеб. — Никакой хитрости тут нет! Ночевал я где придется: когда — в заброшенных деревеньках, их, правда, не так много в этих краях, а чаще — в землянках солдатских. Вот уж их-то здесь предостаточно! Сами, наверное, знаете, какие тут бои были в Великую Отечественную! А еды я немного с собой взял — хлеба, яблок сушеных, медку баночку… Нет, голодать не пришлось! Так ведь еще и Великий Пост сейчас, неужто не помните? До Пасхи всего-то неделя осталась! Сказано же: «отправляясь в путь, помни о цели своей». И если Пасха, Воскрешение и Вознесение Господа нашего — это Цель, то Великий Пост и есть тот самый путь, по которому следует пройти, направляясь к Цели. Путь, конечно, подразумевается духовный, через очищение мыслей своих. А у меня получился еще и самый что ни на есть материальный! Думаю, это испытание мне сам Господь послал! Дабы укрепить дух мой и веру…

— Ладно, батюшка, верю! — бесцеремонно перебил его Рыков — И, честно говоря, восхищаюсь и мужеством вашим, и силой вашей духовной! Оставайтесь, живите, сколько сочтете нужным. А то, может, останетесь с нами совсем? И матушку свою сюда вызовете! Ей, конечно же, путешествовать по лесам мы не дадим, уж, найдем способ, как сюда доставить!

Так в деревне Щукино появился свой священник. А к началу июня, незадолго до Троицы, на пригорке у опушки леса, откуда отец Глеб явился в Щукино, уже красовалась крохотная, но чрезвычайно красивая часовенка, срубленная мужским населением деревни по просьбе батюшки…

Ближе к вечеру, когда солнце уже клонилось к горизонту, клев заметно уменьшился, а медленно дрейфовавшая по течению лодка приблизилась к автомобильному мосту, высоко над водой протянувшемуся между берегами, Алексей снова завел мотор. Ночевать у моста, по которому, грохоча на металлических пластинах, прикрывающих стыки мостовых плит, с шумом проносились автомобили, не хотелось, и он отогнал лодку назад, немного выше по течению. Оглянулся и, убедившись, что мост окончательно скрылся за изгибом реки, причалил к пологой песчаной отмели, далеко выдававшейся к середине русла. Здесь он выгрузил из лодки рюкзак с продуктами, отцепил привязанный к борту садок с рыбой и повесил его на заранее вбитый крепкий колышек у кромки воды так, чтобы вода полностью покрывала шевелившуюся в садке рыбу. Некоторое время Алексей раздумывал, за что взяться первым делом. Затем взглянул еще раз на быстро темнеющее небо и решительно отправился по песчаному берегу к глинистому склону. Поднявшись наверх, накопал на опушке вплотную подступавшей к берегу березовой рощицы червей, вернулся к лодке и принялся готовить донки. Занятие это отняло у него совсем немного времени, и Алексей, забросив донки ближе к основному руслу реки, где по его предположению должны были находиться глубокие ямы и обитать лещи и налимы с сомами, установил их на загодя вбитые рогатины. Наконец можно было позаботиться и об ужине…

В это же время, пока Алексей возился у лодки, двенадцатью километрами ниже по течению Рыков вышел из дома, не спеша спустился к реке и присел на край крупного валуна, прижимавшего конец мостка к берегу. Как и Алексей, он взглянул на повисшее у самого горизонта ярко оранжевое солнце, на быстро темнеющее небо, по которому едва заметно плыли небольшие полупрозрачные облака, затем перевел взгляд на медленно текущую перед ним реку и задумался. Шум двигателей строительной техники, доносившийся из-за ближайшего к деревне поворота заброшенной дороги, наконец, стих и теперь тишину летнего вечера нарушал лишь громкий всплеск выпрыгнувшей из воды крупной рыбы… «Ну, догонят они дорогу до нас, а дальше?» — Рыков то с одной, то с другой стороны пытался проанализировать происходящие уже совсем рядом с деревней события. — «То, что собираются здесь себе дачи строить — понятно! Только почему в такой глуши? Что, поближе к цивилизации мест уже не осталось? Нет, тут что-то другое…»

«Разведка» в лице двух молодых односельчан, постоянно информировала Рыкова обо всех, происходящих на дороге событиях. Но содержание переговоров Хабелова с губернатором области им, разумеется, известно не было. И Рыков, чувствуя недостаток информации, напряженно искал ответы на все новые возникающие у него вопросы. Затем, видимо, устав от этих бесплодных попыток, еще раз взглянул на окончательно потемневшее, покрытое многочисленными звездами небо, развернулся и, прихрамывая на покалеченную ногу, стал подниматься по склону к уже светившимся своими окнами избам…

Алексей, тем временем, собрав на берегу многочисленные, оставшиеся еще с половодья, но уже высушенные солнцем сучья и ветви, он сложил из них небольшой, но плотный костер, предварительно выложив площадку под ним крупными плоскими камнями, которые нашел тут же на берегу. Затем вынул из садка небольшого, пойманного им на спиннинг судачка, вычистил и уже собирался, было, зажарить его над костром, надев на тонкую тщательно оструганную палочку, когда неожиданная мысль пришла ему в голову: «А давай-ка мы запечем тебя, дружок, в глине!»

Этим способом он пользовался не раз, правда, в далеком детстве. Когда с такими же, как он, пацанами, проведя целый день на море, накупавшись до синевы и проголодавшись до острых колик в животе, они били самодельными острогами прятавшуюся на мелководье в песке камбалу. Остроги эти изготавливались тут же, на берегу, всего за несколько минут. Для этого бралась длинная прямая палка, к концу которой тонкой проволокой приматывалась обычная алюминиевая вилка, как правило, «заимствованная» юными рыбаками в ближайшей столовой. После этого они становились цепочкой и брели по неглубокой песчаной косе, методично втыкая свои «вилки» в песок. Камбала, как все местные мальчишки не раз и сами могли наблюдать, любила отдыхать здесь, на мелководье. Словно огромный лист неведомого растения она плавно опускалась на песчаное дно и принималась мелко вибрировать, поднимая небольшое облачко песка и постепенно погружаясь в него. Вскоре над песком виднелись только два ее небольших черных глаза. Хитрость же такой охоты заключалось в том, чтобы, почувствовав легкое дрожание попавшей в цель остроги, тут же просунуть в песок под тело пригвожденной к нему рыбы руку, чтобы прижатая к зубчикам вилки ладошка не позволила рыбе соскочить с остроги. Рыбаки-промысловики, с которыми мальчишки частенько встречались на берегу лимана, говорили, что такая ловля считается браконьерством… Но много ли пацанам этой рыбы было нужно? Проходило всего каких-то десять — пятнадцать минут, и у них на проволочных куканах у пояса оказывались по одной, а то и по две небольших рыбины. Ожидавшие их на берегу друзья — а острог, как правило, хватало не на всех — разводили тем временем из плавника костер, и теперь оставалось только вычистить пойманную рыбу и, хорошо обмазав ее глиной, засунуть в пышущие жаром красные угли. Спустя еще десяток минут лакомство было готово.