Олег Шмелев - Ошибка резидента. Роман

Акулов держал путь на север. В пятидесяти километрах от Смоленска лежала большая деревня, где жила единственная его родня - тетка Лиза. Если жива еще, примет, он ее уговорит. Ему бы хоть дня два у нее побыть, обстричь волосы на голове, побриться да мурло отмыть. Не может же он в эдаком обличье скрываться от властей, враз арестуют. Да и обносился дальше некуда…

Трудно дались Акулову эти километры, но страх не позволял ему отдыхать. Через сутки пришел к теткиной деревне. С опушки выглядел ее избу - цела стоит, только покосилась. Отлежался до темноты, а как увидел, что в избе вздули керосиновую лампу, по-пластунски пополз через огороды.

На счастье, тетка оказалась одна - невестка еще не вернулась с пашни. Племянника она, конечно, сразу-то не признала, а когда уразумела, кто перед ней, стала горько плакать. И все вопрошала: да как же, да откуда? Он наврал чего-то пожалостней, она поверила. Невестка, когда пришла да послушала, тоже поверила. В долгом разговоре за малиновым чаем узнал Акулов, что война кончилась, и обрадовался.

Прожил он у тетки неделю, а потом забоялся. Надо было уходить: на одном месте долго сидеть ему теперь заказано. Главное же, документ бы правильный достать…

С одеждой Акулову повезло - обрядили его в костюм теткиного сына. Тот с войны не пришел, не было по нем и похоронной - может, в плену сгинул, может, пропал без вести. Все пришлось Акулову впору - и пиджак, и брюки, и сапоги, и рубашки. Отмылся, постригли его, побрили сердобольные бабы, дали двести рублей на дорогу, и побрел он кружным путем на железнодорожную маленькую станцию.

По дороге созрел у него план, как разжиться документами хоть какими ни на есть, лишь бы были настоящие, с печатью. Хитрости у Акулова не убавилось, даром что три года кротом жил.

Вспомнил он, что давным-давно, когда был еще мальчонкой, случались с ним раза два или три припадки, которых никто из домашних понять и объяснить не мог, а доктора тогда в их деревне не было. Налетал ветерок, обдавало холодным потом, и он брякался посредине горницы, закусывая язык. Бабка определила: падучая. Значит, пропал парень, это уж до гробовой доски. А оно случилось так раз-другой и больше не накатывало. Осталось только что-то смутное и тошнотное в памяти, как пьяный сон.

И вот осенило Василия Акулова в трудную минуту, придумал верный ход. Пять суток трясся в пустых товарных вагонах, три эшелона сменил, заехал в Брянск. Там разузнал, где поблизости - ну не далее как километров за двести - есть психиатрическая больница, купил билет, сидячее место и поехал.

Дальше получилось как по писаному. Не ожидал Акулов, что так легко все выйдет.

…Вагон набит до невозможности - как посмотришь, обязательно подумаешь: зря в России говорят, будто вагоны не резиновые. Сидит себе с краю, на кончике скамьи, хмурый дядька, с соседскими ребятишками не заигрывает, толкнут - не огрызается. Что-то свое думает.

Поезд начинает притормаживать, к выходу потянулись пассажиры, что попрытче, с чайниками и без чайников. Подъезжают к большой станции, стоянка будет долгая.

И вдруг хмурый дядька, на удивление сидящим рядом ребятишкам, как-то чудно выгибается, клацает и скрипит зубами, а потом встает и сразу плахой валится в проходе, чуть не сбивает кого-то. Опять выгибается дугой, на губах пена…

- Эй, проводник! Сюда поди, сюда! - несется по вагону крик.

А дядьку все корежит и бьет, никак его с полу не поднять.

Кто-то из пассажиров сбегал на вокзал, привел медсестру. Та посмотрела с интересом, пульс пощупала и дала команду:

- А ну, мужчины! Надо помочь, идемте за носилками.

Через десять минут припадочного унесли в вокзал, поставили тяжелые госпитальные носилки на ножках-каблучках в медпункте на пол. Еще через десять минут поезд ушел дальше, а припадочный остался. Куда ему ехать, он и тут никак в себя не придет…

Деловитая медсестра целый час сидела на телефоне в кабинете начальника вокзала, но все же дозвонилась в психиатрическую лечебницу, что расположена в районе села Вишенки. Оттуда выслали машину.

В лечебнице поставили диагноз, который не вызывал сомнений: эпилепсия. Данные анамнеза - со слов больного - подтверждали это. Страдает припадками с ранней юности. Последний - в поезде - был особенно сильным. Больной сам никогда не обращался к врачам, потому что знает: эпилепсию не лечат. Попадал несколько раз в психиатрические диспансеры, но не по своей воле, а вот так же, во время припадка, добрые люди подбирали и относили…

Всякий человек, попадающий в больницу, должен иметь документы, но у этого их не оказалось. Скорее всего они или вытряхнулись из кармана, когда упал в вагоне, или их кто-то у него взял.

Зарегистрировали его как гражданина Акулова. Две недели он пробыл в лечебнице и даром хлеб не ел. Уже на второй день почувствовал себя вполне хорошо, как это и бывает часто у эпилептиков, а на третий предложил свою помощь на кухне - носил от колодца воду, колол дрова. Правда, слаб был, часто отдыхал, но работал старательно. Персоналу он понравился. Его не гнали из больницы, но он сам через две недели пришел к главному врачу и попросился на выписку.

Каждый покидающий лечебное учреждение подобного рода получает справку о том, что означенный гражданин с такого-то по такое-то число находился на лечении там-то по такому-то поводу. Получил ее и Василий Акулов, который отныне сделался Кондратом и помолодел на один год: он решил принять имя погибшего брата, ибо это было удобно во всех отношениях. Теперь необходимо было получить паспорт. Акулов отправился в Ч.

В городском отделении милиции его выслушали сочувственно. История с пропажей документов показалась правдивой и убедительной. А главное, кто же не пожалеет человека, страдающего таким тяжким недугом? Узнав, что Акулов намеревается пожить в Ч., горотдел милиции помог ему устроиться рабочим в горкоммунхоз. А пока все-таки отправили запрос к нему на родину, жил ли там Кондрат Акулов и кто он такой.

Через три недели пришла бумага, подтвердившая все сведения, сообщенные Акуловым о его брате. В бумаге говорилось, что Кондрат Акулов был призван в армию и с тех пор о нем ничего не известно. В милиции насторожились, но, решив пока не задавать вопросов, послали в военкомат, там Акулову выдали белый билет. Это успокоило милицию, и он получил новенький паспорт.

В сорок девятом году Акулов перебрался в Москву, надоумил его один грамотный человек пойти в дворники. Занятие незавидное и пыльное, зато прописка и жилье.

Поселился Акулов в полуподвальной комнате недалеко от Никитских Ворот и зажил тихой жизнью. Десять лет орудовал он метлой и скребком, и дни его текли безмятежно. В собственной душе Акулов копаться не любил, а если у него когда-нибудь и была совесть, то во время дезертирства и обитания в норе она так надежно сгнила, что теперь его совсем не беспокоила.