Олег Шмелев - Ошибка резидента. Роман

- Где?

- У себя дома.

- А потом?

- Посидим, музыку послушаем. Володя должен прийти. Обещал принести кое-что почитать.

- А вы правда хотели бы отблагодарить меня?

- Я же вам говорю, мы просто…

- Подождите, - перебил Кока, - у вас есть прекрасный случай это доказать.

- Например?

- Пригласите меня в гости к Римме. Если это удобно. Ей-богу, погибаю с тоски сегодня.

- Ой, ну о чем тут говорить! С удовольствием, Николай Николаевич, Римма будет рада.

- Ну и отлично.

- Так вы запишите ее адрес, - начала было Юля, но тут же поправила себя: - А хотя зачем это? Мы же с вами соседи. Знаете что? Вы мне ровно в шесть позвоните и ждите меня на углу против церкви. Годится?

- Замечательное словечко! Конечно, годится! Сейчас четыре. Значит, через два часа…

…Римма действительно обрадовалась, увидев Юлю не одну, а с Кокой.

Обитала она в небольшой, метров шестнадцати, скромно обставленной комнате. Квартира была двухкомнатная, за стеной жили молодые муж с женой. Едва Юля развернула принесенные Кокой покупки, явился Борков.

Он сразу узнал Коку и, здороваясь, сказал, что очень рад встрече, но Кока отлично видел, что это не совсем так. От него не ускользнула мимолетная гримаса - смесь неприятного удивления и досады, - мелькнувшая на лице у молодого человека, когда он, целуя руку Юле, покосился на сидевшего в кресле Коку.

Пока Римма и Юля собирали на стол, Кока разговорился с Борковым о его поездке за границу. Кока сидел, а Владимир похаживал вдоль стены, курил сигарету и стряхивал время от времени пепел в бронзовую туфельку, которую держал в руке.

- Вам пришлось побывать только в Брюсселе? - спрашивал Кока.

- Да, все дела устроили в основном там.

- Понравилось? Как провели время?

- Как вам сказать? - пожал плечами Борков. - Следовало бы ответить: плохо. Но сформулируем так: плохо, но мало.

Коке понравился ответ.

- Веселый городишко?

- Особенно некогда было веселиться. Программа насыщенная, с утра до ночи переговоры.

- Так ни разу и не развеялись?

Боркову было явно неудобно, его угнетала эта тема, отвечал он нехотя.

- Почему же? В кино ходили, в музеи…

- В магазины, конечно, заглядывали? - задавал наводящие вопросы Кока. - Изобилие?

- Насчет этого? - Борков дернул себя за галстук, потом за борт пиджака. - Да-а, конечно!

- Как публика одета?

Борков быстро оглядел Коку и сказал:

- Представьте себе, довольно скромно. Все очень хорошо сшито, но ничто не бросается в глаза. Вот вы, пожалуй, на брюссельской улице сошли бы за брюссельца.

- Женщины?

Борков улыбнулся - впервые с тех пор, как вошел.

- Наши лучше, можете поверить.

Кока не упустил случая сказать комплимент:

- Если вы сравнивали с Риммой, то понятно… Вы меня простите, что я устраиваю вечер вопросов и ответов, но скажите, Владимир… Владимир… - Кока пощелкал пальцами.

- Сергеевич, - подсказал Борков. - Но это ни к чему. Просто Володя.

- Ну хорошо, Володя… Интересно сравнить цены.

- Видите ли, смотря на что. Шерстяные и кожаные вещи стоят довольно дорого. Всякие лавсаны и перлоны очень дешевы. Так называемые предметы роскоши очень дороги. Вот видите мой галстук, например?

Кока поманил его поближе, деловито пощупал галстук. В это время в комнату вошла Юля, достала из шкафа тарелки, а уходя, задержалась в дверях, заинтересованная разговором.

- Сколько?

- Угадайте.

- Не берусь.

- Десять долларов.

- Не может быть!

Борков был доволен эффектом.

- Цент в цент. Но, правда, это уже считается недешевый галстук. А мне, между прочим, рассказывали, что бывают и по семьдесят, и даже по сто долларов.

- Разврат! - воскликнул Кока и засмеялся. - Загнивают империалисты, а?

- Да уж, загнивают, - согласился Борков.

Юля покачала головой и вышла.

- Не собираетесь больше никуда?

- Теперь вряд ли удастся.

- Почему?

Кока спросил это без особого ударения, мимоходом, но если бы Борков знал его лучше, он бы понял, что вопрос задан неспроста.

- Нашему институту режим сменили.

- Что значит «сменили режим»?

- Ну теперь мы пэ я.

- Почтовый ящик?

- Да.

- Зарплата прибавится?

- Может быть.

- Вы живете один?

- Здесь? Один. Родные в Саратове.

- У вас телефон есть?

- Не личный. В квартире.

- Разрешите мне записать? На всякий случай, а? А вы запишите мой.

- С удовольствием.

Они продиктовали друг другу номера телефонов. Тут Римма и Юля принесли с кухни и поставили на стол тарелки с закусками, кофейник. Римма сказала:

- Просим…

В одиннадцатом часу Кока стал прощаться. Когда он ушел, Юля сказала Боркову:

- Володя, зачем ты дурачил старика? По-моему, галстук у тебя польский, и купил ты его в Столешниковом переулке за рупь тридцать.

Борков рассмеялся.

- Точно! Но ему так хотелось, чтобы это был десятидолларовый галстук. Пусть потешится.

Поскольку Николай Николаевич Казин, с легкой руки Алика Ступина фигурирующий в деле под кличкой Кока, начинает играть все более важную роль, нелишне будет заглянуть в его биографию, чтобы понять, откуда он такой взялся. Прямо скажем, что экземпляр редкий, может быть, один на миллион, и любопытно будет проследить его развитие.

Честные люди, соприкасаясь с таким экземпляром, испытывают чувство глубокого омерзения, но все же именно оттого, что они честные и порядочные, бессознательно порой ищут ему хоть какое-нибудь оправдание, высказывая классическое «ведь не всегда же он был таким»… И тут уместно предположить: а может, всегда?

Но оставим предположения, поместим эту реликтовую бациллу на предметный стол микроскопа и хорошенько разглядим ее. Биография у Коки поистине феерическая.

Родился он 31 декабря 1899 года. Позже, когда пробовал сочинять стихи символистского толка, он усматривал в том факте, что рожден на рубеже двух веков, нечто мистическое, считал это предзнаменованием необычайной судьбы. Трудно сказать, сколько тут мистики, но вот факт: мать и отец, подобно Алику Ступину, звали своего сына Кокой и никак иначе.

Родители его были из московских городских мещан. Отец служил в банке, жили они обеспеченно. Мать, натура нервная и болезненная, шесть месяцев в году сидела дома, мучаясь мигренями, а шесть проводила в Крыму. Там, в ялтинском частном санатории, она и скончалась летом пятнадцатого года, когда уже была в разгаре мировая война. Отец носил траур до осени, а затем, по протекции устроив сына в петербургское Владимирское юнкерское училище, сошелся без венчания с богатой купчихой.

Жестокая по отношению к новичкам юнкерская среда сначала испугала Коку, но он скоро приспособился, найдя покровителей в лице двух старших юнкеров, из унтер-офицеров, которые уже понюхали службы в армии. Он добился их расположения элементарным подкупом, отдавая часть денег, присылаемых отцом. В благодарность за это они били его при случае только сами, не позволяя бить другим. А заслуживал он битья часто, потому что фискалил. И уже в этом проявилось его раннее призвание.