Николай Далекий - Практика Сергея Рубцова

— Так.

— Какая же это была музыка, ты не можешь рассказать?

Мальчик бросил на Сергея недоумевающий взгляд исподлобья.

— Разве музыку можно рассказать словами? Музыка — это… музыка.

Снова пощечина. Но Сергей уже не обращал внимания на такие мелочи. К черту самолюбие. Пусть его учит мальчишка, пусть лепит пощечины.

— Я понимаю, Слава. Но ведь есть музыка, веселая, грустная, минорная, кажется, мажорная еще есть. Подожди, подожди, ты не смейся… Может быть, я не так выражаюсь. Пойми мою мысль. Вот, например, почерк. Зная тот или иной почерк, мы можем определить, кто какое письмо писал. Так? Вот и у писателей, по-моему, и у композиторов свой почерк должен быть.

— Я понял вас, — просияв глазами, кивнул мальчик.

— Вы хотите спросить, не могу ли я определить по тому отрывку, какой я слышал, автора этой вещи, композитора?

— Точно! Ты молодец, Слава. А ну, шевельни мозгами!

— Я боюсь ошибиться, я сам много думал… Я думаю, что это был отрывок из какого-то произведения Вагнера. Но я… я очень мало слышал Вагнера и не хочу… боюсь вам наврать.

— Вагнер, Вагнер… — Сергей наморщил лоб и полуприкрыл глаза, но так и не нашел в своей памяти имени композитора Вагнера. — Да, знакомая фамилия… Он, кажется, заграничный композитор?

— Немецкий, Рихард Вагнер. Девятнадцатый век. Дядя, у вас есть часы? Я могу опоздать в школу.

Рубцов взглянул на часы, до начала занятий оставалось двадцать пять минут.

— Не опоздаешь. Сейчас я тебя отпущу. Значит, немецкий композитор. Рихард Вагнер. Да, его что-то редко передают по радио…

Сергей закурил и с уважением посмотрел на высокий, бледный лоб мальчика.

— Ты, по-видимому, много читаешь, Слава? — как-то заискивающе спросил он. — Наверно, всех классиков перечитал?

Мальчик капризно скривил губы.

— Не только классиков. Вообще-то я много читаю. К сожалению, наша районная библиотека бедная… Мне дают книги папины знакомые. А читать я начал давно, как только исполнилось пять лет.

Снова наступило неловкое молчание. Сергей спохватился.

— Ну, спасибо, Слава. Ты меня извини, что я отнял у тебя так много времени.

— Пожалуйста, — пожал плечами мальчик.

— У тебя дома музыкальный инструмент есть?

— Год назад купили пианино. Старенькое, правда. До свиданья. Я в школу.

Он одел кепку, поднял с пола портфель и быстро шмыгнул в дверь. Рубцов увидел в окно, как он, размахивая свободной рукой, бежит по двору.

Оставшись наедине с собой, Сергей возбужденно забегал по комнате и по своей привычке начал рассуждать вслух.

— Вот так, товарищ Рубцов! Сопливый мальчишка утер вам нос по всем линиям. Он композиторами, как младшими ребятишками с соседнего двора, распоряжается: тот — гений, тот — талант, а вы про Мусоргского одним ухом слышали, да и то с этим двойным Корсаковым спутали. Учиться нужно, товарищ Рубцов. Всему учиться. Чекист должен быть универсальным человеком, все должен знать. Ну, держись, дед Илько! Если Слава не ошибается — как понять твою музыку? Это не «чижик-пыжик». Одним пальцем и я умею… Это — Вагнер, Рихард Вагнер, немецкий композитор девятнадцатого века. Значит, ты, дед Илько, высокообразованный человек. Ты носишь рваный ватник, возишь навоз на свой огород, спишь в маленькой грязной комнатке, ешь картофель со своего огорода. Как же — надо жить по средствам! На триста шестьдесят, минус налоги и заем, сильно не размахнешься. Ну, бывает маслинами побалуешься, может, и коньячку маленькую бутылочку в одиночку разопьешь. Это все допустимо, лишь бы люди не видели. И отвертеться в случае чего можно. А как с музыкой? Понятно, в клубе стоит новый рояль, на нем целый день бренчат любители. Ночью рояль молчит. А сколько в нем звуков! И вот тебя тянет к роялю, давно не играл… И ты садишься за рояль, подымаешь крышку, пробуешь грязными пальцами клавиши. Тихонечко! А рояль звучит хорошо, еще не успели расстроить инструмент любители. Вот ты и отдыхаешь. Тихонько притронулся к клавишам, звуки, звуки, любимая сердцу мелодия. Но ведь звуки эти срывают с тебя старенький рваный, ватник, ты уже не прикроешься, не спрячешься за него. На тебе мундир, или как это… фрак, смокинг. Что ж, ты культурней курсанта Рубцова — Рубцов ведь в консерватории не учился он бывший слесарь, да и музыкального таланта он не имеет… Но советский мальчик Слава Войтюк музыку знает, он тебя, гада, засек. А Рубцов тебя накроет.

Тут Сергей остановился посреди комнаты как вкопанный. Он понял, что в своих мечтах забежал далеко вперед.

Нужны факты, фактики, как говорил майор Кияшко, а у него, Сергея, их нет. Слава чудесный, умный, талантливый мальчик, и у него, конечно, развито воображение. Он действительно увидел в бреду деда Илько за роялем, в бреду сочинил ему музыку, а потом поверил, убедил себя, что все это было наяву. Какие возражения, товарищ курсант? Если бы этот вопрос задал Кияшко, Сергею нечем было бы возразить.

Холодная рассудительность вернулась к Рубцову. Он вынул записную книжку и записал на нескольких страницах:

1. Узнать, в котором часу вернулась в город школьная худсамодеятельность?

2. У врача: были ли синяки и ссадины на ноге Славы?

3. Измерить расстояние от земли до окна в клубе. Мог ли Слава, став на кирпичи, заглянуть в окно?

4. В какое окно смотрел Слава? Видно ли в это окно через щель в ставне рояль?

5. Проверить, на основании каких документов дед получил советский паспорт.

6. Найти людей, знавших, видевших деда до войны и во время войны.

— Вот это другой разговор! — весело произнес Сергей, пряча книжку в карман. — Никаких фантазий и музыкальных импровизаций. Фактики!

Закрыв квартиру Сидорчука, Рубцов бодро тронулся в поход за фактами. Он вспомнил, что его карманы набиты яблоками, и начал уничтожать их одно за другим с таким аппетитным хрустом, что прохожие испуганно оглядывались на него.

Странно, Сергей не только усвоил некоторые словечки майора Кияшко, но и незаметно для себя стал подражать ему во многом — тот же оптимизм, то же внешнее спокойствие и беспечность. «Спокойно, товарищ курсант. Шевельните мозгами», «От работы волы дохнут». В конце концов даже в этой пословице есть здоровое зерно — перенапряжение сейчас же скажется на работоспособности.

Через час он имел ответы на два вопроса: участники школьной самодеятельности вернулись из села в два часа ночи, врач подтвердил, что синяки и ссадины на ноге у Славы были. Это уже «фактики»! Дождавшись перемены, Сергей отозвал Славу в сторону, и тот начертил ему на листе записной книжки фасад Дома культуры, пометив крестиком то окно, в какое он смотрел памятной ночью.

Сергей совершенно незаметно для мальчика определил его рост, застегнув на своем плаще одну из пуговиц, находившуюся как раз на уровне глаз будущего композитора.