Виктор Давыдов - Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

— Сержант Меньшиков. Извините, гражданин, разрешите ваши документы?

— Пожалуйста, а что случилось? — парень в первое мгновение замешкался, потом отвернулся, взял с вешалки пиджак, что-то там поискал, переложил и снова повернулся к двери, держа в левой руке паспорт. В голосе пассажира ощущалось недоуменное напряжение, которое можно было понять — такой неожиданный поздний визит милиционера в поезде кого хочешь с толку собьет. Николай, равнодушно слушая со стороны их диалог — дело-то пустяковое, — смотрел себе под ноги. Сжав одному ему известным способом кулаки в карманах старого плаща, он пытался снять головную боль. Преисполненный важностью происходящего, сержант изучил паспорт и торжественным тоном спросил «полосатого» пассажира:

— Извините, гражданин, бумажник при вас?

— А где ж ему быть? — хлоп-хлоп по карманам, нету бумажника. — Ничего не понимаю…

— Разрешите, — сержант шагнул через порог.

Удовлетворенно вздохнув, Прохоров, тихо ступая, прошел в купе проводника. Пусть сержанту сполна достанется благодарность пассажира за хорошую новость, а воспоминания о советской милиции с этого момента всегда будут ассоциироваться у него с образом сержанта Меньшикова. Но что-то тем не менее зацепило сознание Николая, и это «что-то» даже пересилило головную боль. Присев в купе на место, которое услужливо освободил пожилой проводник, он попросил воды и в следующий момент понял, что привлекло его в пассажире — акцент. Едва ощутимый прибалтийский акцент. «Любопытно, — подумал Прохоров и тут же осадил себя. — Вот так, в поезде, ни с того ни с сего зайдет к тебе в купе милиционер поздно вечером да начнет сюрпризами одаривать, так ты не только с прибалтийским, но и с китайским акцентом заговоришь».

Сержант вернулся через несколько минут с довольным выражением лица. Попросив проводника побыть в коридоре, Николай закрыл дверь и предложил Меньшикову дословно передать состоявшийся разговор.

— Значит, зовут его Лещинский Леонид Иосифович, проживает в Минске по улице Опанского, дом сорок шесть, квартира два. Работает…

Николай перебил:

— Какая улица?

— Улица Опанского.

— Интересно… продолжай.

— Ну вот, значит, работает в облпотребсоюзе снабженцем. В Москву едет в командировку в Центросоюз, командировочное я проверил, все путем. Сначала растерялся, даже испугался, по-моему, а потом так обрадовался. Он ведь даже не заметил, как у него бумажник свистнули. Кстати, я забыл спросить, этого жулика поймали?

— Поймали-поймали. Как, ты сказал, его фамилия? — перебил Прохоров.

— Так… Лещинский, — сержант, похоже, обиделся на невнимательность сыщика.

— А какая фамилия отправителя была в телеграмме?

Меньшиков наморщил лоб, потом для верности достал бумажку:

— Владимиров.

На лице Прохорова появилось заинтересованное выражение.

— А ты его об этом не спрашивал? Ну, почему он другой фамилией подписался?

По паузе было видно, что сержант расстроился.

— Виноват, товарищ старший лейтенант, как-то из головы вылетело…

— Ладно, сержант, слушай сюда… — намеренно властный полушепот Прохорова заставил сержанта вытянуться во фрунт. — Сделаем так…

Теперь в купе Полосатого постучал проводник. Едва парень открыл дверь, как проводник, извинившись, указал на Прохорова:

— Вот товарищ поедет с вами до Москвы.

Николай поздоровался из-за спины проводника. Тот, повернувшись к сыщику, со всей любезностью зачастил:

— Располагайтесь, пожалуйста. Постель брать будете?

Прохоров отрицательно покачал головой.

— Чаю не желаете?

Прохоров заговорщицки взглянул на парня и слегка подмигнул:

— Чуть позже, товарищ проводник.

Понимающе кивнув, проводник закрыл дверь. Николай снял плащ, повесил.

— Ну, молодой человек, будем знакомы. Николай, — протянул он руку.

Парень ответил вялым рукопожатием:

— Леонид.

«Чем-то он расстроен или встревожен», — Прохоров сел напротив парня. Тот сидел одетый на заправленной постели и читал журнал «Огонек». Лицо его было полузакрыто обложкой с весело улыбающимся сталеваром, держащим в руках какую-то железяку. Прохоров когда-то знал, как она называется, но забыл. На столике перед пассажиром стоял стакан с недопитым чаем. Порывшись в карманах плаща, Прохоров достал свежий номер «Известий».

— В Москву едете? — задал он стандартный вопрос попутчика. Парень, не отрываясь от журнала, кивнул.

— По какой надобности, если не секрет?

— Я по линии потребсоюза, — коротко бросил пассажир.

«Ишь, какой неразговорчивый. Сейчас мы тебя растормошим», — задорно подумал Николай.

— Так мы с вами, почитай, коллеги. Я тоже по этой части раньше работал. А откудова будете? — он решил сыграть роль простоватого чиновника районного масштаба, полжизни проведшего в командировках и которого хлебом не корми, а дай поговорить обо всем и ни о чем конкретно.

— Из Минска, — парень отвечал нехотя, показывая, что не расположен к пустопорожней болтовне. Но Прохоров не отставал:

— Ой, хороший город. Я, когда в заготзерне работал несколько лет назад, был у вас там в командировке, — Прохоров почувствовал, как парень внутренне напрягся. — Вокзал-то будут расширять или как?

— Уже начали, — уверенно ответил попутчик.

— Стройка у вас большая намечалась, по всему видать. Это хорошо. Особливо в центре мне понравилось, ну там, площадь Ленина, Советская улица, другие. В кино нас водили, как он, этот кинотеатр-то, прозывается, запамятовал? «Червонная…» Как это?

В глазах у парня мелькнула еле заметная неуверенность, сменившаяся облегчением.

— А, «Червонная зорка». Хороший кинотеатр.

Прохоров решил немного отпустить и, подделываясь под белорусский говор, произнес:

— Во, точно, «Червонная зорка». А вы на какой улице проживаете?

— На Опанского.

«Сейчас еще раз проверим на вшивость», — подумал Николай.

— Где-то слыхал про такого… Этот Опанский вроде герой Гражданской войны?

— Да, кажется так.

«А этот парень начинает мне все меньше нравиться. Жителю улицы Опанского грех не знать, в честь кого она названа…» А Прохоров знал. В тридцать пятом году он в составе комиссии центрального аппарата Главного управления госбезопасности НКВД был с проверкой в Белорусском военном округе, которым тогда командовал Уборевич. Кто бы мог подумать, что всего через два года практически все руководство округа будет смещено со своих постов и арестовано. В Минске они пробыли три дня, в последний день им устроили экскурсию по городу, поэтому Николай так свободно оперировал некоторыми названиями. Правда, фамилию Опанского он знал по другой причине.

— Слушайте, а вы как насчет пива? — Прохоров решил сыграть еще один кон.