Виктор Давыдов - Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

— А вы… вы не понимаете? Серьезному, представительному мужчине понравилась молодая девчонка… симпатичному, умному, при хорошей должности. А у ней за душой что? — произошло то, чего боялся Седой: глаза девушки были полны слез, она была на грани истерики.

— Одно платье на будни и праздники? Угол у дальней родственницы, а в кармане вошь на аркане, — всхлипнув, почти выкрикнула она. Седой крепко обнял Анюту.

— Зато у нее душа есть, — он провел рукой по ее волосам. — Я все прекрасно понимаю и ни в чем вас не осуждаю, — рука мягко легла на глаза и вытерла слезы. — Ну так как, махнем на пароходе в дальние страны, где живут обезьяны?

Громко всхлипнув, Анюта согласно кивнула.

За окном пригородного поезда вдали возник легкий самолет. Он то летел параллельно поезду, то на какие-то секунды пропадал, и складывалось ощущение, что он играл с поездом в догонялки. Глебов, за несколько минут до появления самолета невидяще смотревший в рамку окна и думая о своем житье-бытье, теперь с интересом наблюдал за этим состязанием. Несколько лет назад, закончив школу, он, как и тысячи ему подобных молодых ребят и девушек, охваченных летной эйфорией, вздрагивал при первых тактах марша, начинавшегося с крылатых слов «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». Вместе с Серегой Рублевым решили они двинуть в летчики. Но на пути Глебова оказался старый доктор-ушник, определивший у Михаила какие-то расстройства вестибулярного аппарата. Так что путь в авиацию, а заодно и в морфлот ему прикрыли, ну и Серега за компанию отказался от этой затеи. Правда, недавно опять предлагал записаться в аэроклуб «Метростроя», где у него был знакомый инструктор, но Михаил, загруженный поручениями парткома, отказался.

Самолет пропал так же внезапно, как и возник. Глебов пошарил взглядом по небу и, не найдя его, вздохнул: «Каждому свое… Не дано мне ни летать, ни плавать. Значит, надо тверже по земле ступать. Между прочим, в прямом смысле — поезд вон уже в Москву прибыл».

Пройдя от вокзала на тихую улочку, он огляделся и посмотрел на часы. Все идет по графику. Нет, по графику это на заводе, а у чекистов как? Наверное, по плану. Около него остановилась черная легковушка, кто-то изнутри открыл заднюю дверь, и мужской голос пригласил товарища Плахова сесть в машину.

Глебов ехал повидаться с родителями. Сегодня утром он позвонил по телефону и кто-то на том конце провода предложил ему сесть на пригородный поезд, доехать до Москвы и выйти в условленное место. Что он и сделал. Правда, до самой посадки в машину его наблюдали чекисты. Естественно, без его ведома. Надо было убедиться, что его не контролирует кто-нибудь по заказу немцев. Слава богу, чужого «хвоста» не было, и вот теперь он снова, как тогда в самом начале операции, ехал по Москве в машине с зашторенными окнами. Михаил прикрыл глаза, и сразу вспомнилось: «Вы учились в Кенигсбергском университете… Кто такой Львов вы не знаете… Вам следует выйти на связь и ждать… ждать…» Машина остановилась. Сопровождающий чекист тронул его за руку:

— Приехали, Олег Григорьевич. Значит, еще раз повторяю: ровно в пять машина будет вас ждать на этом самом месте. Прошу не опаздывать. Из квартиры никуда не выходить и никому не звонить. Товарищ Свиридов просил передать, что он очень на вас надеется.

— Я все понял, — кивнул головой Михаил.

— Тогда до встречи.

В прихожей мать сразу уткнулась ему в плечо и заплакала. Отец, как и подобает главе семейства, выждал паузу, потом легонько тронул ее за плечо:

— Ладно, мать, хватит сырость разводить. Видишь же, жив-здоров, держится молодцом.

Мария Власовна, всхлипнув последний раз, оторвалась от сына. Отец шагнул к Михаилу, крепко взял его руку в свою, и они обнялись… но только на несколько секунд, как и положено настоящим мужчинам. Оторвавшись от сына и еще раз восхищенно глянув на него, Николай Филимонович неожиданно засуетился, приглашая всех за стол и наливая рюмки.

После третьей родители подступили с расспросами.

— Слушай, Миша, а кто это звонил, предупреждал нас о твоем приезде? — вопросы матери часто ставили его в тупик. Чекисты просто предупредили, что проинформируют родителей о приезде, и все.

— А он что, не представился… ну, тот, кто звонил?

— Сказал, с работы твоей беспокоят.

— Не знаю, кто-то из отдела кадров, наверное, — на ходу придумал Михаил. Он уже начал сживаться с правилами игры, в которой участвовал, а в некоторых безобидных ситуациях необходимость импровизировать даже развлекала его.

— Миша, а чего Анюта к нам не заходит? — спросила мать. Он ожидал этого вопроса.

— Ее тоже в длительную командировку отправили, — ответил он абсолютно искренне.

— Вы, случаем, не вместе в этой командировке? — лукаво подмигнул отец.

— Нет, она в другое место выехала.

Мария Власовна всплеснула руками:

— Ой, сижу тут с вами, лясы точу, а про пирог-то и забыла, — она проворно выбежала из комнаты. Отец тоже встал, подошел к окну, глянул на улицу.

— Мишок, подойди-ка сюда, — поманил он сына. Тот шагнул к окну, но отец сделал останавливающий жест рукой и большим пальцем показал себе за спину. Михаил, состроив недоуменную гримасу, встал за спину Николая Филимоновича.

— Вон там, видишь, мужик стоит? — отец кивнул за окошко.

— Ну, вижу, — пробормотал окончательно сбитый с толку сын.

— Не тебя ждет?

«А ведь вполне может быть…»

— Так, мало ли мужиков на улице, я-то тут при чем? — Михаилу уже самому стало интересно.

— Не скажи… у меня на них с девятьсот пятого глаз наметанный. Как ты пожаловал, так он аккурат и объявился, — убежденно заявил Глебов-старший.

— Да ерунда все это, батя. Давай лучше еще по маленькой.

— Ну, по маленькой так по маленькой. Я только на минутку в одно место выскочу.

Отец ушел, а Михаил прошелся по комнате. Последний раз он был дома вечером того дня, когда Ольга передала ему документы и инструкции. После обеда к нему буквально ворвался встревоженный Климов и сказал немедленно спускаться в машину. По дороге завез его домой. Пока чекист ждал в машине, Михаил быстро собрал вещи, попрощался с родителями и отбыл в «длительную командировку». Следующие два дня он пробыл на какой-то незнакомой квартире, а на третий день он стал «товарищем Плаховым» и его привезли в тот самый городок, где он продолжил выполнять задание контрразведчиков.

Глебов вернулся на свое место, осмотрелся. «Странно, — сказал он сам себе. — Вроде все то же самое, но что-то неуловимо изменилось. Да нет, — возразил он себе, — в доме твоего детства и юности ничего не изменилось. Просто изменился ты, и смотришь на привычные тебе вещи другими, повзрослевшими глазами. Интересно, повзрослел, значит? — продолжил он полемику со своим alter ego, т. е. «другим я». — Значит, до двадцати пяти лет был ты, Михаил Николаевич, недорослем? Вот и Анюта тебя держала за…»