Вадим Новосадов - Стражи панацеи

«Поговори со своим отцом», — пробурчал механический голос.

Качественная запись доводила до слуха неровное дыхание Веры.

«Вера, у тебя всё в порядке?», — прорвался хорошо знакомый Византу голос Отиса.

«Что это за люди, почему они со мной так говорят? Что вообще происходит?», — её удручённый тон готов был сорваться на истерику.

«Послушай меня, Вера, делай всё, что они тебе скажут», — убеждал её Отис голосом, который он будто бы доставал из себя с огромным усилием.

«Кто они?»

«Это старые знакомые, ты отлично их знаешь. Для всех будет лучше, если ты исполнишь их волю».

Последняя фраза Отиса охарактеризовалась словом, высветившимся над диаграммой: «подавленность», хотя тонкий слух Византа снова усёк это жутковатое состояние и без техники, а вот его интуиция уверяла в ещё более отвратительной истине, что это голос не просто заложника, а того, кто смирился со своей участью, имя которой — смерть.

Подспудным чувством и Вера, видимо, это понимала, но как могла, сопротивлялась.

«Если это всё из-за богатства, то отдай им его. Будь оно проклято, неужели не проживём без него? Пусть тебя отпустят и оставят в покое», — кричаще причитала Вера.

«Сделай как я тебя прошу, и не беспокойся за меня. Помни, мне нечего бояться, если с тобой всё будет в порядке».

На этом слове заклинание Отиса оборвалось, и прежний искажённый голос, потусторонний и безжалостный, изрёк:

«Следуй советам своего отца».

Некоторое время, на дисплее переливалась заставка в виде мозаики, в музыкальном сопровождении, как пошлая издёвка над страданием.

Затем появилось изображение человека, до пояса, сидящего на стуле, в тёмном углу, руки свободно опущены на подлокотники. Визант сразу узнал в нём Отиса, но поразился его изменённой внешности, прежде отличавшейся полнотой, но сильно исхудавшей и измождённой. С первого взгляда ясно было одно, что он пленник, несмотря на чисто выбритое лицо. Некто говорил с ним из-за кадра, но всё тем же искажённым голосом, а дата этой записи следовала за предыдущим звонком на один день, злоумышленники будто бы выдерживали хронологию, дабы усилить психологический эффект.

«Феликс, даже твоя дочь мечтает, чтобы ты избавился от этих алмазов. Разве они не стали проклятьем для тебя?».

«Но я же выдал вам тайник?».

«А мы не успокоились, ты же сам видишь? В том бидоне, драгоценностей, от силы миллионов на десять американских долларов. По нашим подсчётам, краденых сокровищ, должно быть в десятки раз больше. Ты выдал только один схрон. Мы в курсе дела, сколько ты наворовал. Потому как ты делал это не один, и покровители у тебя были серьёзные. Ты о них забыл, а они о тебе нет. Они и уступили нам свою долю. Уже как более года ты колесишь по Европе, где жизнь дорогое удовольствие, плюс твоя дочь никогда здесь не бедствовала. Если ты не вскрывал этот тайник, то на какие шиши вы тут обитаете? А это не один десяток тысяч евро».

«Я и об этом вам говорил. У меня было несколько тайников, один я вскрыл для текущих нужд, часть драгоценностей продал, остальное перевёз сюда и храню в банке. Всё предельно просто. Что касается моей дочери, то она уже сама зарабатывает на жизнь».

«И ещё на северном Кипре ты прикупил особняк, тысяч за двести».

«Вы правы, я не могу посетовать на свою бедность. Но и десятков миллионов, которые вы ищите, у меня нет».

«А вот мы не верим. Сам посуди, ты мог бы погибнуть, кому тогда должны были достаться бриллианты? Значит, кто-то ещё знал секреты?».

«Вот именно, что никто. Мой друг, которого вы убили, хранил часть богатства, но про другие тайники понятия не имел».

«Так не бывает. Всегда есть сообщники».

«Это вы так думаете, а я сразу свыкся с мыслью, что богатства никому не достанутся, если я погибну из-за них. А сообщники всегда только и ждут, чтобы прибрать всё к своим рукам. Пиратские нравы стары как мир».

«Поэтому их устранили, а один из кладов ты спрятал в глухом лесу, и мог указать нам его с точностью до метра после двадцати лет. Остались бы в живых подельники, давно бы вскрыли тайник».

«Их убрали как свидетелей. Но это не моих рук дело. Я стал подставной фигурой, не зная покровителей свыше, но, зная, где спрятаны похищенные алмазы. Поэтому и уцелел. Думаю, покровители давно заработали себе в последующие времена, другими способами. А на местности я хорошо ориентируюсь, ещё с армии. Достал карту, геодезические приборы и зарыл тайник, отметив точное место. Карта отпечатана в моей голове», — раскрывая детали, Отис воспрянул духом.

Допросчик с минуту молчал.

«А сейчас, доступ к банковской ячейке только у тебя?», — продолжил он.

«Конечно, зачем я буду подвергать дочь опасности? Правда, если я погибну, или пропаду без вести, то содержимое хранилища она унаследует».

«Ты и вправду глупец, или придуриваешься. Мы устроим твое исчезновение и отберём у неё драгоценности».

«Она может заявить в полицию».

«Но бриллианты ворованные и ввезены незаконно. У неё, у самой могут возникнуть проблемы с полицией».

«Это на них не написано, и не она их ввозила. А что в ячейке, она не обязана знать».

«Вот теперь я вижу, что ты не глупец. А стоит ли игра свеч, Феликс? На какую сумму потянут всё твои камешки?»

«Думаю, миллионов двадцать, в долларах».

«Не густо. Если не врёшь. Но, учитывая то, сколько мы истратили сил на охоту за ними, стоит рискнуть».

«Зачем вам вообще рисковать, когда можно договориться. Я отдаю вам половину, и мы разойдёмся».

«Нас, это, Феликс, не устраивает. Во-первых, ты уже однажды провёл наших друзей. А во-вторых, ты и сейчас лжёшь. Вспомни, как ты пытался продать бриллианты на целых пять миллионов, через некоего французика Роше? Но мы вышли на него, и использовали его как подсадную утку. А ты, старая лиса, внезапно исчез. Так что, отношение к тебе соответствующее».

Отис осунулся и застыл, будто его огрели дубинкой.

«Вы всё равно не оставите меня в живых?» — выговорил он сиплым голосом.

«Да нам то ты вообще без надобности. Отдай бриллианты, и катись на все четыре стороны. Наши люди пострадали из-за них, мы требуем компенсации».

«Почему я должен вам верить? Мы оба понимаем, что я неудобный свидетель?».

«На тебя всем начхать, никто тебе не поверит, потому что ты — ноль. Думаешь руки хотим пачкать о тебя? Отпираться, Феликс, бессмысленно, мы следим за твоей дочерью».

«Оставьте мою дочь в покое», — Отис потерял выдержку, проговорив страдальческим фальцетом.

«Именно этого мы и хотим. Помоги нам…», — заключил монотонный механический голос.

Запись прервалась, с минуту висела заставка, сменившаяся первоначальной голосовой диаграммой. На звонок снова ответила Вера, первое же слово выдавало её волнение, с той стороны звучал тот же электронный голос.