Вадим Новосадов - Стражи панацеи

— Я тебе достаточно сказал, Эдуард.

— Что там задумали?

— То, что вслух лучше не произносить.

Крононби задумался.

— Он владеет такой информацией, которая многих погубит.

Пратт слегка ухмыльнулся.

— Мало владеть информацией. Нужно осмелиться её раскрыть, да ещё правильно преподать. А кто захочет рисковать собой ради чужой правды? Борзописцев, способных запутать публику фальсификатором так, что она белого от чёрного не отличит, предостаточно. Можно одолеть отдельных людей во власти, но сама власть незыблема. Не мы с тобой кукловоды, но мы хотя бы ниточки, которые могут обрезать, — Пратт взглянул на приятеля с миролюбием того, кто имеет абсолютное преимущество, и попросил остановить лимузин.

Беатрис получила приглашение от троюродного дяди на электронный адрес, открытый на подставное лицо.

— Я могу к нему и не ехать, — объяснила она, войдя в кабинет Дюрана.

— Нет, ты должна ехать, это твоя семья. К сожалению, я не могу сопровождать тебя. Постараюсь выдержать разлуку в несколько дней.

Каждый из них скрывал горечь и тревогу от предстоящего расставания. Когда Дюран остался один, его лицо совсем помрачнело, он крутил в руке сигару, но так и не закурил.

— Хотелось бы уехать в какое-нибудь тёплое, умиротворённое местечко, — призналась Вера в одном из кафе Рима.

— Неделю назад ты мечтала вернуться в Лондон, — напомнил ей Визант.

— И сразу поняла, что меня там ничего не ждёт, кроме неприятных воспоминаний. Мне нужны каникулы, чтобы всё осмыслить и отправить в архивы памяти, а потом обрести новую жизнь. Говорят, путешествие в этом помогает.

Она говорила с усталостью и грустью, в чём растворились обида и чувство мести, или, может, всё это опустилось на дно души. Сильные впечатления не исчезают бесследно, если вообще исчезают. Визант воодушевился её возвращением, понимая, что ей нужна альтернатива всему случившемуся, но сейчас он был привязан к месту и времени своей операции.

— Почему бы и нет, — поддержал он. — Отправься пока в короткое путешествие. Я рад буду присоединиться к тебе позже.

— Я бы хотела уединения, а не одиночества, — с насмешливым упрёком высказалась она.

Они даже не знали адреса друг друга, это больше благоприятствовало их отношениям, нежели совместное проживание. Визант всерьёз мечтал отправиться с ней в какой-нибудь круиз, едва закончит операцию со Спириным.

«Что ж, товарищ Спирин, поздравляю вас с полным провалом нашей миссии», — произносило лицо с кавказским акцентом, растягивая слова, поглощая собеседника прищуренным взглядом, как две прорези во тьму.

Сбоку от диктатора и Спирина стоял длинный стол, за которым сидела компания, молча наблюдавшая за сценой. Взгляд Спирина приковался к присутствующим. Он узнавал лица, но в неизвестном качестве, пытаясь понять роль каждого. Они сидели в ряд с одной стороны, лицом к нему.

Отис, отец Веры, замер со зловещей улыбкой. Предрешённым взглядом посматривал на него Стром, как скитник, знающий будущее. Ярче и живее всех выглядела молодая женщина, с подобранной рыжей причёской, с миниатюрной короной на голове, с высокой стойкой воротника — то есть в королевском одеянии. В этой внешности Елизаветы 1, огнём и мечом правившей Англией, Спирин вдруг распознал Веру, бросавшую надменный взгляд на него. Последним, на кого он обратил внимание — был Визант, не замечавший присутствующих.

«Какой будет вердикт у комиссии?», — раздался голос сзади.

Спирин повернулся, — вождь пыхтел трубкой, затем пахнул на него клубом дыма, который оказался пеплом, засорившим ему глаза и рот.

«Мы не можем его судить, мы призраки», — с натужной плаксивостью, ближе к детскому плачу, возопили Стром и Отис.

«Здесь все призраки», — с акцентом ответил председательствующий.

«Но мы признаки мёртвых», — стенали они.

«Ну конечно, только я живее всех живых», — отвечал диктатор, подняв трубку.

«Безусловно, ваше дело бессмертно. А мы ничтожные твари. Вот я, не мог достигнуть даже уровня Распутина», — жаловался Стром.

«А я много наворовал, — следом признавался Отис. — Даже дочь меня предала».

Вождь затянулся трубкой и резко дунул в их сторону. Струя пепла превратилась в облако, окутавших обоих нытиков. Другие уклонились от них, брезгливо, хотя пепел не задел никого кроме цели. Стряхивая прах, они вдруг преобразились. Стром — в Распутина, Отис — в типа, похожего на английского короля Генриха 8, с широким лицом, окладистой бородой и узким взглядом, убивавшего своих жён, чья дочь, Елизавета 1, превзошла его в жестокости.

«Теперь вы довольны?» — спросил вождь.

Они глазели друг на друга и отвечали уверенно:

«Довольны».

«Вот видите, а я уже более полувека дышу прахом своих жертв. Мне нужна живая плоть».

Все застыли.

«Первое слово предоставим даме», — произнёс председательствующий.

«Он меня изнасиловал. Думаю, он должен умереть», — тонким голосом вынесла вердикт Вера.

«Что не мешало тебе поделить с ним богатство твоего отца, — глумливо парировал вождь. — Глубинная женская месть. А что вы скажете?», — обратился он к остальным.

«Этот человек уже погубил сам себя, — отвечал Распутин Стром задумчиво, уставившись перед собой. — Когда-то я предупреждал русского царя, чтобы он не вступал в мировую войну, которая оборвёт всю его династию. Так всё и случилось».

Вождь пыхтел трубкой, выдерживая паузу, которую никто не смел нарушить без его согласия.

«Ты, Григорий, предвидел падение монархии, а своё убийство прозевал. Что скажет агент 00…».

«Шесть», — воскликнул Визант, когда вождь с издёвкой обратился к нему. «Моё дело маленькое, я исполнитель».

«Ну да, тебе надо добавить ещё две шестёрки, тогда ты станешь служить делу», — бросил вождь и повернулся к Спирину.

Он приблизился и впился в него прищуренным взглядом, сверкающим холодным блеском.

«Вот видите, товарищ Спирин, и положиться не на кого. Хотя здесь нет случайных людей. Сильных людей губят их слабости. А слабое большинство, беспринципность делает навозом для истории».

Вождь обошёл собеседника, став боком к нему.

«А вы в силах превозмочь эти недостатки?».

«Я счастлив буду это сделать, товарищ Сталин», — рапортовал Спирин, ощущая, как восторг неудержимо обуревает им.

От выражения чувств его удерживало только то, что вождя может разозлить его откровенное холуйство.

Сталин подошёл к своему столу, нажал кнопку сбоку и вернулся к Спирину.

В открытую дверь кабинета вошли двое, причём один сопровождал под руку другого. Конвоир был похож на Берию: круглолицый, в пенсне и шляпе. Сопровождаемый оказался Дюраном, с отсутствующим видом, будто смирился с чем-то роковым.