Иржи Прохазка - Возвращение к лисьей норе

Он промок до нитки. От холода сводило мышцы, болели суставы. Дождь превратил лесную тропинку в скользкий глиняный каток. С трудом он вытаскивал ноги из грязи, после каждого шага приходилось останавливаться. Он тяжело дышал, кололо в груди.

Да, я уже старик, пора это признать, говорил он себе. Вот где-нибудь здесь упаду и отдам концы.

Но страх за внука был сильнее усталости. И он шел.

Еще там, в ресторанчике, он подумал, где они могут прятаться. Он помнил, с каким вниманием выслушивал внук истории о Катержинских горах. И теперь был уверен, что Иван направился в то местечко, о котором множество раз слышал из уст деда, — к Лисьей норе.

Земан знал, что с этой догадкой ему следовало бы отправиться в войсковую часть. Он должен был сообщить командованию и просить помощи, чтобы взять дезертиров. Но теперь он понял Бартика. Испугался, что Ивана скорее убьют, чем поймают, потому-то и решил сам отправиться на поиски внука.

Я сам его арестую и отдам в руки закона, думал он. Тогда все же будет надежда вернуть его к жизни и воспитать, после того как он отбудет наказание. Зато он будет жить. ЖИТЬ!

Он все еще надеялся. В отличие от Бартика Земан был слишком честным, чтоб хотя бы в мыслях позволить себе нарушить закон ради спасения своего ребенка.

Наконец он нашел Лисью нору.

Когда-то это был роскошный охотничий домик, принадлежавший какому-то немецкому чину, а после войны — заводчику Чадеку.

Сейчас это была просто развалюха с вывороченными окнами, выломанными дверями, грудами разбитых бутылок и засохшего дерьма, которое здесь оставили туристы.

Земан был опытным криминалистом, поэтому сразу же обнаружил следы присутствия беглецов.

Он вошел в загаженную комнату, служившую когда-то залом, и произнес в темноту:

— Ребята, вылезайте. Я знаю, что вы здесь.

Наверху кто-то тихо всхлипнул:

— Дедушка!

Капитан Маржик разбудил командира полка майора Гержмана в его кабинете в три часа утра. Командир уснул на диване всего на часок, измотавшись за день из-за этого ЧП: проверял склады и боеприпасы, объезжал сельхозкооперативы, лесные хозяйства и хутора, чтобы информировать о дезертирах и договориться о сотрудничестве в их поимке.

— Ты не обижайся, что разбудил тебя, — обратился контрразведчик к командиру части. — Мне удалось выяснить кое-что серьезное.

— Что же ты выяснил?

— Все обстоит вовсе не так, как мы предполагали.

— И что же не так?

Командир был злой и сонный, ему вовсе не хотелось вступать в дискуссию. Позади был тяжелый день, еще более трудный только начинался.

Чрезвычайное происшествие, которое стряслось во вверенной ему части, не сулило ничего хорошего.

Оно бросило тень на его часть, на всю его безупречную службу. И кому было надо то, что он отправился служить в эту забытую богом дыру? Пограничье чуть не стоило ему семейного благополучия. А сейчас под угрозой оказалась и военная карьера, ведь ЧП такого рода просто так не прощают. Он и не знал — радоваться по этому поводу или огорчаться. Он был из поколения молодых командиров, которых в шутку называли «майорская хунта». Они пришли в войсковые части после окончания военных училищ и полные идеалов и желания командовать и воспитывать солдат по-новому, на уровне двадцать первого века. А столкнулись с закостенелой армейской практикой и вдруг обнаружили, что у них ничего не выходит. Они оказались скованными таким количеством бюрократических инструкций, положений, предписаний и рекомендаций, что могли вести лишь бумажную войну, а не командовать подразделениями. У многих разочарование было настолько велико, что они сознательно совершали какие-нибудь проступки, лишь бы уволиться из армии. Это была бурлящая, мятежная, неспокойная «майорская хунта». Никому не хотелось тратиться на звездочки, на погоны или деньги. Только новый министр дал им какую-то надежду, новые перспективы. И все же в минуты депрессии, которая иногда накатывала, он подумывал, не подыскать ли на гражданке работу поинтереснее, хоть мысли эти и противоречили его мальчишеской мечте — стать военным, защищать родину…

— В одной из наших рот, а именно в третьей, — сказал ему контрразведчик, — всю власть захватили «деды», как они себя называют. Настоящие гангстеры. Как только вечером офицеры уходят домой, вся власть в казарме переходит в их руки. Они издеваются над новичками, мордуют их. И если бы кто-то из молодых ребят, новобранцев, попытался хоть пикнуть, его забили бы до смерти. Командир третьей роты Когоут знает об этом, но поддерживает и покрывает.

В глазах командира застыли удивление, недоверие, ужас. Контрразведчик прекрасно его понимал. Ведь и самому ему в первую минуту, когда услышал об этом от рядового Словачека, все показалось дурным сном. Они знали о дедовщине в армии и делали все для того, чтобы искоренить зло. До сегодняшнего дня они твердо были уверены, что им удалось справиться с этой проблемой. Третья рота всегда считалась образцово-показательной — по дисциплине, результатам стрельб и боевых учений. Но какой ценой? Какой ценой?

— Господи, да что же это за молодежь такая пошла? И откуда в них такая жестокость? — возмущенно причитал командир. — Откуда что берется? Ведь они приходят к нам уже такими из школ, а мы их должны здесь перевоспитывать. Но почему же они такие? Почему? Это же наши дети!..

— Главных виновников я уже приказал отвести на гауптвахту без твоего ведома, извини, но уверен, ты со мной согласишься. Утром отправим их в Пльзень в камеру предварительного заключения и передадим военному прокурору. Но, к сожалению, глава этой дедовской мафии отсутствует. Это ефрейтор Рамбоусек. Оказывается, он давно уже готовился сбежать за кордон и поэтому так образцово выполнял свои обязанности и даже был функционером Социалистического союза молодежи. А когда узнал, что у Томанека отец в Западной Германии, принудил его написать отцу письмо. И вот сегодня дезертировал, а Томанека взял заложником.

Командир уже пришел в себя. Услышанное настолько потрясло его, что сон как рукой сняло. Этот Маржик, наверное, с ума сошел, пытался он себя успокоить. Ведь все это неправда. Это не похоже на часть, которой я командую, не похоже на солдат, которых я хорошо знаю. Я и этому Рамбоусеку верил, а Томанека я не любил, потому что он был какой-то странный, рафинированный, совсем не похожий на остальных, у него все время возникали какие-то вопросы и замечания по разным поводам — в общем, он был интеллектуал. А вот с Рамбоусеком все было просто и понятно, на все приказания он отвечал: «Есть, товарищ майор!»

Капитан Маржик положил перед ним свои записи, сделанные во время опроса солдат.

— На, читай! Это показания рядового Словачека.