Роберт Ладлэм - Предательство Тристана

Он несколько раз бывал у Комптон-Джонса; они сидели за бутылочкой виски, пока Дерек с наивностью, исполненной обаяния юности, слушал рассказы Меткалфа о его приключениях, которые случались с ним во время работы полевым агентом… и даже – очень немного и осторожно – за дверью спальни. Для молодого британского шифровальщика Меткалф воплощал все захватывающе интересное, что имелось в подпольной войне; слушая рассказы Меткалфа, Дерек имел возможность сам, пусть опосредованно, пережить все эти приключения.

Меткалф еще раз быстро осмотрелся, позвал Дерека по имени на тот случай, если он все же был дома, но крепко заснул. Потом постучал в закрытую дверь спальни. Когда ответа снова не последовало, Меткалф открыл дверь.

Первым из того, что поразило его, оказался резкий металлический запах крови, очень похожий на тот мерзкий привкус, какой дает пенни, если подержать его на языке. Его сердце снова учащенно заколотилось. Через несколько секунд он увидел труп Комптон-Джонса и не смог подавить стон.

Тот лежал лицом вверх на полу рядом с гардеробом. Его лицо имело красновато-фиолетовый цвет старого синяка, а кошмарно выкаченные глаза тупо смотрели в потолок. Он выглядел точно так же, как Джонни Беттс. Рот у него был немного приоткрыт. Посередине горло пересекала поперек тонкая глубоко врезавшаяся красная линия – сплошной кровоподтек.

Он тоже был задушен.

Меткалф содрогнулся. На глазах у него выступили слезы. Он опустился на колени, потрогал шею Дерека, пытаясь нащупать пульс, хотя заранее знал, что пульса не будет. Дерек был убит.

– Кто это сделал? – спросил Меткалф негромким, жалобным и одновременно свирепым голосом. – Кто, черт его возьми, сделал это с тобой? Божье проклятье, кто это сделал ?

Возможно, глупо было думать, что какие-то убийства могут быть страшнее, чем другие, – убийство есть убийство, в конце концов, – но Меткалф полагал, что использование удавки говорит о личности убийцы, об его особом зверстве. Но в тот же момент Меткалфу пришло в голову, что удавка дает определенные тактические преимущества. Это был способ тайного убийства, без сомнения, самый тихий способ, если, конечно, человек мог заставить себя пойти на такое. Жертва лишалась возможности издать звук, и одновременно прекращалось снабжение мозга кровью. Вы получали гарантию того, что громкого крика не будет. Однако мало кто пользовался удавкой. Убийца был не только квалифицированным, но и очень неуравновешенным человеком.

И удавка, похоже, служила его личной подписью.

Каким-то образом Меткалф заставил себя подняться на ноги. У него кружилась голова, он, похоже, пребывал на грани обморока. Не успел он подойти к двери квартиры, как дверь открылась.

С площадки в квартиру вошел немец. Мужчина средних лет в гестаповской форме со знаками различия штандартенфюрера.

В руке он держал «вальтер».

– Ни с места! – рявкнул он, направив оружие Меткалфу в грудь.

Меткалф выхватил свой пистолет из кобуры, прикрепленной к лодыжке.

– Бросьте оружие, – предупредил немец. – Иначе мне не останется иного выбора, кроме как застрелить вас.

Меткалф подумал было, не стоит ли все же попытаться оказать сопротивление, но штандартенфюрер имел преимущество в несколько секунд. Так что такая попытка была бы равна самоубийству: полковник гестапо, совершенно очевидно, был серьезным человеком и выстрелил бы, не задумываясь. Значит, выбора у него не оставалось.

Стивен бросил пистолет и строго посмотрел на немца, медленно складывая руки на груди.

– Руки по швам, – потребовал немец.

Меткалф повиновался, все так же не произнося ни звука и так же вызывающе разглядывая немца.

Выдержав подобающую, по его мнению, паузу, он заговорил на безупречном немецком:

– Вы уже закончили, штандартенфюрер? Успокоились? – Его взгляд сделался холодным как лед, а выражение лица оставалось совершенно спокойным, даже флегматичным, но с тенью превосходства. Немецкий язык Меткалфа, освоенный в детстве, был идеальным и если и имел намек на акцент, то на верхненемецкий: с этим аристократическим акцентом говорил его учитель немецкого в швейцарской школе-интернате. Немцы были настолько помешаны на сословных различиях и иерархиях, что Меткалф был уверен: гестаповский офицер не мог не напугаться, правда, пока что не показывал виду.

– Простите? – произнес полковник гестапо. Его тон резко изменился; и следа не осталось от высокомерия повелителя, зато явственно угадывалась обеспокоенность.

– Dummkopf! [46]– рявкнул Меткалф. – Черт побери, кто приказал, убить этого британца? Не вы ли?

– Mein herr? [47]

– Это же никуда не годится! Я же дал четкий недвусмысленный приказ: взять его живьем и допросить! Вы некомпетентный дурак! Покажите мне ваши документы, идиот! Я немедленно начну расследование. Из-за вас провалилась вся программа!

На лице немца сменилась целая гамма выражений – от растерянности до самого вульгарного страха. Он поспешно вынул бумажник и показал гестаповское удостоверение личности.

– Циммерманн, – произнес вслух Меткалф, читая удостоверение, как будто хотел запомнить фамилию. – Вы, герр штандартенфюрер Циммерманн, должны понести персональную ответственность за провал операции! Это вы отдали приказ убить этого британского агента?

– Нет, mein herr, я такого приказа не давал, – принялся оправдываться полковник, не на шутку испуганный атакой, которую предпринял Меткалф. – Мне только что доложили, что здесь появился американец, и я по ошибке решил, mein herr, что это вы. Согласитесь, это вполне простительная ошибка.

– Позор! А почему же вам потребовалось столько времени, чтобы попасть сюда? Я ждал целых пятнадцать минут. Это просто никуда не годится!

Меткалф сунул руку в карман пиджака и вынул пачку сигарет, которую забрал у одного из убитых гестаповцев в книжном магазине. «Астра», самая популярная среди нацистов марка. Он вынул сигарету, демонстративно не предлагая закурить полковнику, и прикурил от ветрозащитной спички «штурмсрейххёльцер». Все это было демонстрацией: он, Меткалф, не кто иной, как высокопоставленный офицер немецкой армии.

Выпустив струю едкого дыма через ноздри, Меткалф приказал резким тоном:

– А теперь позаботьтесь побыстрее убрать отсюда тело. – Он наклонился, поднял свой пистолет, снова покачал головой, как будто сдерживался, чтобы не высказать переполнявшее его отвращение, и шагнул к двери.

– Простите, – внезапно сказал немец. Его тон снова изменился, на сей раз Меткалф определил его как взволнованный.

Меткалф недовольно обернулся и увидел озадаченное выражение на лице гестаповца. Немец указал дулом пистолета на правую ногу Меткалфа.

Меткалф опустил взгляд и увидел, что обеспокоило немца. Штанина брюк была пропитана свежезасохшей кровью. Рана, полученная несколько часов назад, была совершенно неопасной, но обильно кровоточила.