Эрик Ластбадер - Предательство Борна

– Но какой пусковой механизм позволил тебе воспользоваться слабостью Борна? – спросила Анна.

Усмехнувшись, Карим аль-Джамиль сосредоточился на своей жуткой работе.

– Ответ дали мои исследования, посвященные проблеме амнезии. Люди, страдающие потерей памяти, очень бурно реагируют на эмоционально заряженные ситуации. Нам нужно было обеспечить Борну сильное потрясение, которое подтолкнуло бы его память.

– Именно это ты сделал, когда я сообщила о внезапной, неожиданной смерти жены Борна?

Карим аль-Джамиль вытер с лица брызнувшую кровь.

– Как говорим мы, бедуины: «Человеческая жизнь в руках Аллаха». – Он кивнул. – Объятый горем, Борн отчаянно страдал от шуток, которые играла с ним его больная память. Поэтому я приказал тебе предложить ему исцеление.

– Теперь я все понимаю. – Анна на мгновение отвернулась от трупа, из которого вырвались газы. – Естественно, совет должен был исходить от друга Борна – Мартина Линдроса. И я дала Линдросу имя и адрес доктора Аллена Сандерленда.

– Однако на самом деле на звонок Борна ответили мы, – продолжал Карим. – Мы назначили ему прием на вторник, единственный день в неделе, когда доктора Сандерленда и его персонала нет на месте. Вместо этого мы подставили нашего доктора Костина Вейнторпа, сыгравшего роль Сандерленда.

– Великолепно, дорогой! – Глаза Анны зажглись восхищением.

Части тела одна за другой бросали в большое овальное оцинкованное корыто, словно шла подготовка к эксперименту в лаборатории доктора Франкенштейна. Карим аль-Джамиль одним глазом присматривал за Анной, но та занималась своей работой с невозмутимой деловитостью. И это одновременно обрадовало и удивило его. Она была права в одном: он ее сильно недооценивает. И действительно, Карим аль-Джамиль оказался не готов к встрече с женщиной, демонстрирующей мужские качества. Он привык к своей сестре, слабой и покорной. Сара была хорошей девушкой, отрадой семьи; в ее хрупком теле обитала родовая гордость. Она не должна была умереть такой молодой. И теперь только месть могла вернуть фамильную честь, похороненную вместе с ней.

В стране, откуда был родом отец Карима аль-Джамиля, женщины отстранены от всех мужских занятий. Разумеется, его мать была исключением. Но она так и не приняла ислам. И для Карима аль-Джамиля оставалось неразрешимой тайной, почему его отцу было все равно, почему он не пытался обратить ее в истинную веру. Казалось, ему доставляла огромное удовольствие его светская супруга, хотя та и нажила ему много врагов среди духовенства и ревнителей веры. Еще большей тайной было то, что все это тоже нисколько не волновало отца. Мать скорбела по безвременно ушедшей дочери, и он, искалеченный старик, изо дня в день погруженный в ее горе, также был вынужден переживать.

– И что же Вейнтроп сделал с Борном? – спросила Анна.

Весело отрезав коленный сустав, Карим ответил:

– Вейнтроп является ведущим специалистом в области потери памяти. Именно к нему я обратился за консультацией относительно амнезии Борна. Инъекцией определенных искусственных белков Вейнтроп воздействовал на синапсы в головном мозгу Борна, чуть подправив их функции. Последствия этого были такими же, как и в результате психической травмы, что, как выяснил в своих исследованиях Вейнтроп, способно воздействовать на память. Своей инъекцией Вейнтроп воздействовал на определенные синапсы, тем самым создав новые воспоминания. И каждое из этих воспоминаний устроено таким образом, что вызывается в памяти Борна нужным внешним фактором.

– Я бы назвала это «промывкой мозгов», – заметила Анна.

Карим кивнул:

– В каком-то смысле это так. Но только в данном случае речь идет о совершенно новой сфере воздействия, в которой больше не требуются физическое принуждение, долгие недели обработки органов чувств и изощренные пытки.

Овальное корыто почти наполнилось. Карим подал знак Анне. Они положили инструменты на торс Овертона – который, помимо головы, оставался единственной целой частью его тела.

– Приведи пример, – сказала Анна.

Вдвоем они взяли корыто за ручки и поднесли его к большому сухому колодцу, в который в прошлом незаконно сливали отработанное моторное масло.

– Образ Хирама Севика вызвал у Борна «добавленное» воспоминание – тактику показа заключенному свободы, которой он лишился, с целью заставить его говорить. В противном случае Борн ни за что бы не вывел Фади из тюрьмы. Этот его поступок имел сразу два значения: во-первых, Фади получил возможность бежать, и, кроме того, Борн оказался под подозрением в своем собственном ведомстве.

Они перевернули корыто. Содержимое вывалилось, исчезая в глубоком колодце.

– Но я не полагался на то, что единственного добавленного воспоминания окажется достаточно, чтобы остановить Борна, – продолжал Карим, – поэтому я попросил Вейнтропа добавить элемент физического дискомфорта – сводящую с ума головную боль, которая обрушивалась на Борна каждый раз, когда вызывалось добавленное воспоминание.

Они отнесли корыто назад к верстаку. Анна сказала:

– Пока что все понятно. Но разве для Фади не было в высшей степени опасно отдаваться в руки ЦРУ в Кейптауне?

– Все, что я разрабатываю и осуществляю, изначально является опасным, – сказал Карим аль-Джамиль. – Мы ведем войну за сердца, рассудок и будущее нашего народа. Для нас нет такого понятия, как чрезмерный риск. Что же касается Фади, то начнем с того, что он выдавал себя за торговца оружием Хирама Севика. Далее, он знал, что мы заставим Борна помимо своей воли его освободить.

– Ну а если бы метод доктора Вейнтропа не сработал или сработал не так, как нужно?

– Что ж, в таком случае у нас оставалась ты, дорогая. Я снабдил бы тебя инструкциями, которые позволили бы вызволить моего брата из тюрьмы. – Включив цепную пилу, Карим аль-Джамиль быстро прошелся по останкам, после чего и они также отправились в колодец. – К счастью, осуществлять эту часть плана не понадобилось.

– Мы полагали, что Сорайя Мор свяжется с директором ЦРУ, чтобы получить санкцию на освобождение Фади, – сказала Анна. – Вместо этого она позвонила Тиму Хитнеру и приказала ему встретиться с ней на улице. Сорайя сообщила, где именно будет находиться Фади. Поскольку я прослушивала все ее разговоры, ты смог привести в действие вторую часть плана побега.

Взяв канистру бензина, Карим открутил крышку и выплеснул треть содержимого в колодец.

– Аллах даже снабдил нас идеальным козлом отпущения – Хитнером.

Открыв крышку бензобака машины Овертона, он вылил почти все, что осталось, в салон. Ни один эксперт-криминалист ничего не сможет извлечь из того, что уцелеет. Развернувшись, Карим аль-Джамиль попятился к двери черного хода, оставляя на полу полоску бензина.