Александр Надеждин - Возвращение Одиссея. Будни тайной войны

– Вроде расстаются, – опытным глазом оценив изменение динамики жестов и движений обоих объектов наблюдения, процедил седок в куцей кепчонке и слегка повернул голову в сторону своего соседа справа. – Может, просигнализировать Базе, а, Андреич?

– Чего они, сами, что ли, не видят, – проворчал Андреич, но все же протянул руку вниз, под «бардачок».

– Внимание, «пассажирки» расходятся с перрона, – словно подтвердив это предположение, тут же пропел под его рукой металлический баритон и через несколько мгновений, сразу же как только «пассажирки», пару раз слегка соприкоснувшись щеками и помахав друг другу ручками, разошлись в разные стороны, одна налево, другая направо, добавил уже не предупредительным, а императивным тоном: – Второй, один объект в вашу сторону. После прохождения примите. Отправьте один «прицеп». Один «марафонец» за второй «пассажиркой».

– База, первый на связи. А где две другие «пассажирки»? «Студентки», – тут же выстрелил в микрофон Андреич и, получив мгновенный ответ: «У „вокзала“, читают „расписание“, удовлетворенно кивнул и убрал пульт на место.

Иванов, повернув голову налево, увидел, как один из двух каликов, стоящих неподалеку от «Белого лебедя», внутри маленького огороженного закутка, абсолютно непонятного предназначения, небрежно катнув ногой по земле только что опустошенную ими бутылку, задушевно обнялся со своим «собутыльником»; вынырнул из закутка, перешел по пешеходному переходу через проезжую часть на нечетную сторону бульвара и внешне неторопливой и как бы даже не очень твердой походкой мимо пришвартовавшегося на обочине джипа «Чероки» отправился вслед за только что покинувшей пятачок перед театром и свернувшей за угол, на улицу Макаренко, второй «пасажиркой», постепенно, но довольно уверенно сокращая возникшую между ними первоначально дистанцию. Переведя взгляд вперед, Олег увидел, что за уже удалившейся на вполне приличное расстояние, в сторону Мясницких Ворот, «пассажиркой» первой следует хоть и не толстая, но достаточно плотная дама среднего возраста в кожаном пальто, появившаяся на тротуаре, как Афродита из пены, из спрятавшейся за бордовым «Крайслером» невидимой «Тойоты».

В это время в салоне вновь раздался голос из переговорного устройства:

– Еще два объекта отходят от вокзала. Второй «марафонец», на «проводы». «Третий», обеспечьте «прием» объектов на «крестах». – Тут же оставшийся один в закутке второй представитель «собутыльного» тандема, который перед этим старательно пытался носком ботинка забросать еще остававшимися на земле редкими пожухшими листьями чем-то мешающую ему пустую бутылку, бросил это бессмысленное занятие и по маршруту, проложенному его товарищем и предшественником, перебрался на нечетную сторону бульвара и поплелся по тротуару вслед за удаляющейся от «вокзала» «пассажиркой» в длинной черной юбке и ее менее заслуживающей внимание спутницей.

– А «крест» – это что, перекресток? – спросил, чуть подавшись вперед, Иванов.

– Перекресток, перекресток, – задумчиво кивнул головой сидящий на правом переднем сиденье товарищ в серой дубленке, быстрыми аккуратными движениями в очередной раз сворачивая только что опущенную вниз карту, и повернулся к своему соседу слева: – Ну как тебе клиентура, а, Васильич?

Васильич, скривив в кислой гримасе физиономию, неопределенно покачал рукой.

– А «собачник»? – встрепенулся вдруг Олег. – О «собачнике»-то забыли.

– О «собачнике» никто не забывал, с «собачником» все в порядке, – немного небрежным тоном успокоил его Васильич.

Олег, сдвинувшись чуть влево, быстро проскользил взглядом по амфитеатрной панораме близлежайшей части бульвара. Поиски искомого объекта завершились его обнаружением у дальней оконечности пруда. Долговязый мужчина в длинном дутом плаще и кепке, закрывающей своим задним отворотом уши ее владельца, внимательно следя за поведением своего огненного «медвежонка», принюхивающегося к кучерявому серо-охристому эрдельтерьеру, одновременно о чем-то вяло переговаривался со стоящей неподалеку хозяйкой последнего, чье нахождение на бульваре, как Иванов это понял некоторое время назад, тоже было подчинено некоему общему плану и алгоритму действий, одним из элементов которого являлся и он сам.

Зафиксировав эту мизансцену, Олег перевел взгляд на скамейку, расположенную прямо напротив входа в театр, вернее, на сидящего на ней, к нему спиной и чуть сбоку, мужчину в темно-зеленой дубленке, не представляющего, по всем внешним признакам, никакого интереса для владельца рыжего чау-чау.

Впрочем, интереса к сидящему на скамейке мужчине, который на ней находился уже в течение минут пяти, не меньше, похоже, уже вообще некому было проявлять. С авансцены не только исчезли, причем в разных направлениях, все те, кто стал вольным или невольным свидетелем всех его перемещений в пространстве и остальных сопутствующих действий; она, эта авансцена, сейчас вообще оказалась как-то подозрительно странно пуста в пределах представляющей оперативный интерес зрительной досягаемости. Это касалось как самой прилегающей непосредственно к пруду территории, так и четной и нечетной сторон бульвара. Единственно, только впереди, справа, на тротуаре, появилась какая-то ничем особенно не примечательная женщина, невысокого роста и весьма неопределенного возраста, в коротенькой коричневой дубленке, синих джинсах и круглой вязаной шапочке, надвинутой до самых бровей. Глаза ее были закрыты большими, немного затемненными очками, а на левом плече висела слегка вытянутая в длину и, по всей видимости, достаточно вместительная бежевая кожаная сумка эллипсоидной формы. Женщина буквально только что, чуть выше, перешла на эту сторону улицы с той части бульвара, что тянулась вниз от памятника Грибоедову и которая была отделена от пруда белым трехуровневым зданием под названием «Белый лебедь». Правда, прошла она по тротуару не очень большое расстояние, вскоре свернув налево по направлению ко все тому же театру и скрылась из поля зрения экипажа джипа «Чероки» за сгустившемся частоколом чугунного забора.

Прошла всего какая-то пара секунд после исчезновения женщины, как Олега вдруг словно пронзил какой-то неожиданный, хоть и не очень сильный, но весьма неприятный электрический импульс. Он резко подался вперед, в проем между передними креслами.

– Ген, а можно наших в «Тойоте» спросить?..

Гена медленно обернулся. Было видно, что его губы уже готовы произнести: «О чем... спросить?», но он встретился взглядом с Ивановым, и губы его остались безмолвны. Вместо этого он резко повернулся обратно и выдернул из-под «бардачка» пульт переговорного устройства.