Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов)

– Пусть твоя ученость проявится, когда она будет нужна им, а не тогда, когда ты хочешь ее показать, – добавил Джейсон.

– Bien! – заорал Моррис. – Он знает, о чем говорит. Настоящий легионер!

– Ты умеешь драться? – спросил Джейсон. – Можешь кинуться на человека... Убить его?

– Я убил невесту, ее братьев и кузена – ножом и вот этими руками. Она трахалась с одним банкиром из Нашвилла, а они покрывали ее, потому что этот тип платил им... Да, я могу убить, мистер Франсуа.

«Охота за безумным убийцей в Нашвилле». «Подающий надежды молодой инженер избежал ловушки». Борн вспомнил броские газетные заголовки, которые он видел несколько недель назад.

– Валяй, записывайся, – сказал он молодому американцу.

– Если станут очень прижимать, могу я упомянуть вас, мистер Франсуа?

– Это тебе не поможет, парень, скорее навредит. Если станут прижимать, говори правду. Это лучше всяких рекомендаций.

– Вот здорово! Сразу видно, он порядки... знает. Конечно, они не берут всяких маньяков, но они – как же это сказать, Франсуа?

– Смотрят на это сквозь пальцы, наверное.

– Да, смотрят сквозь пальцы, когда есть – encore [89], Франсуа?

– Когда есть смягчающие вину обстоятельства.

– Видишь?! У моего друга Франсуа есть мозги – удивительно, как он выжил.

– Потому что не показывал их, Моррис. Официант в засаленном фартуке похлопал бельгийца по плечу:

– Votre table, Rene [90].

– Да, вот так! – пожал плечами «коричневая рубашка». – Подумаешь, еще один псевдоним... Quelle difference? [91] Пойдем поедим И, если повезет, может, не отравимся.

Два часа спустя, когда Моррис и Ральф прикончили четыре бутылки vin ordinaire [92], а также расправились с рыбой подозрительного вида, «Сердце солдата» погрузилось в привычную вечернюю атмосферу. Время от времени затевались драки, но они быстро пресекались мускулистыми официантами. Звуки медных труб вызывали воспоминания о выигранных и проигранных битвах, вспыхивали споры между старыми солдатами, которые входили в прошлом в состав штурмовых групп, были пушечным мясом. Они испытывали чувство жгучей обиды и в то же время были переполнены гордостью, потому что им действительно пришлось пережить ужасы, о которых их увешанные золотыми побрякушками начальники не имели понятия. Это был обычный коллективный рев протеста пехоты, который можно было слышать еще со времен фараонов, и который сменился ворчливым брюзжанием ветеранов Кореи и Вьетнама. Одетые с иголочки офицеры отдавали приказы из далекого тыла, а пехота шла на гибель, чтобы поддержать веру в мудрость своих начальников. Борн вспомнил Сайгон и не нашел в душе ничего против настроения, царившего в «Сердце солдата».

Бармен – огромный лысый мужчина в очках в металлической оправе – вынул из-под стойки бара телефон и поднес трубку к уху. Джейсон наблюдал за ним сквозь мелькающие перед ним фигуры людей. Глаза бармена скользнули по заполненному посетителями залу – то, что он услышал, вероятно, было важно; то, что он видел, особой роли не играло. Он что-то коротко ответил в трубку и, опустив руку под стойку, по-видимому, набрал какой-то номер; опять что-то быстро сказал и убрал телефон. Это была та самая процедура, которую описал Борну старик Фонтен на острове Спокойствия: информация получена, информация передана. А в конце передающей линии – Шакал!

Это было то, что Борн хотел увидеть. Теперь ему надо пораскинуть мозгами: может быть, ему придется нанять помощников. Эти люди были разменной монетой, ничего не значащей для него: их можно было подкупить, шантажом или угрозами заставить делать то, что ему было нужно, ничего не объясняя...

– Я только что видел парня, с которым должен был встретиться здесь, – сказал Борн Моррису и Ральфу, уже едва способным соображать. – Он сделал знак, чтобы я вышел...

– Ты нас покидаешь?! – загудел бельгиец.

– Эй, парень, ты не должен так поступать, – поддержал его американец.

– Только на сегодня. – Борн наклонился над столом. – Я в паре с одним легионером собираюсь провернуть маленькое дельце, которое принесет кучу денег. Мне кажется, вы честные ребята. – Борн вытащил скатанные трубочкой купюры и отсчитал каждому по пятьсот франков. – Возьмите и спрячьте, только быстро!!!

– Де-ерь-мо-о!!!

– Merde!

– Возможно, вы мне понадобитесь. Сидите тихо, а минут через десять – пятнадцать выйдите наружу... И хватит выпивать. Вы мне нужны трезвыми... Когда открывается заведение, Моррис?

– Я не уверен, что оно вообще закрывается. Я бывал здесь даже в восемь часов утра. Правда, народу тогда поменьше...

– Завтра приходите около полудня. И трезвыми, понятно?

– Я буду старшим капралом легиона, так же, как когда-то! Форму надевать? – Моррис икнул.

– К дьяволу форму!

– Тогда я приду в костюме и галстуке. У меня правда есть и костюм и галстук!

– Не надо. Вы должны быть одеты так же, как сегодня... Но с ясной головой. Понятно?

– Ты говоришь ires americain, mon ami [93].

– Это точно.

– Вовсе нет, тебе просто показалось...

– Ничего мне не показалось. Я это чую за версту. Ты привираешь, да еще с запасом...

– Никакого запаса, Ральф. Значит, увидимся завтра! – Борн выскользнул из-за стола. Но вместо того, чтобы направиться к выходу, он протиснулся в дальний конец бара поближе к лысому бармену. У стойки все места были заняты. Борн проскользнул бочком между двумя посетителями, заказал бокал перно и взял салфетку, чтобы написать записку. На салфетке был выдавлен герб, поэтому писать на обороте было трудно, все же он сумел нацарапать по-французски: «Гнездо „дрозда“ стоит миллион франков. Цель: конфиденциальный деловой разговор. Если вас это интересует, приходите к старому заводу через полчаса. Чем вы рискуете? Дополнительно 5000 F, если вы придете один».

Борн сложил салфетку вместе со стофранковой купюрой и жестом подозвал бармена. Тот поправил очки, показывая всем своим видом, что такое поведение незнакомца – неслыханная дерзость. Опершись о стойку огромными, покрытыми татуировкой руками, он процедил сквозь зубы:

– В чем дело?

– Пара слов для вас, – сказал Хамелеон, не сводя глаз с бармена. – Я работаю в одиночку, и не исключено, что мое предложение заинтересует вас. – Борн ловко сунул в лапу бармену салфетку. Взглянув еще раз на изумленного бармена, Джейсон повернулся и пошел к выходу, подчеркнуто хромая.

Оказавшись снаружи, Борн побежал по переулку. Он полагал, что эпизод в баре занял у него минут десять. Бармен, вероятно, следил за ним, поэтому Джейсон намеренно не смотрел в сторону своих компаньонов, рассчитывая, что они по-прежнему за столом. «Коричневая рубашка» и «армейская куртка» были не в лучшей форме, и он мог только надеяться, что пятьсот франков каждому разбудят в них чувство ответственности и они выйдут в назначенное время. Борн рассчитывал в основном на Морриса-Рене, а не на молодого американца, который назвал себя Ральфом. Бывший капрал Иностранного легиона автоматически подчинялся приказам: он выполнял их как в стельку пьяный, так и совершенно трезвый. Джейсону могла понадобиться их помощь, если (вот именно: если) бармен из «Сердца солдата» откликнется на предложение, заинтригованный огромной суммой и разговором с ветераном, которого он в случае чего мог бы прихлопнуть одной левой.