Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов)

Один за другим все потянулись за юристом, оборачиваясь и глядя на человека, который так странно нарушил монотонное течение их жизни... Инстинктивно они понимали, что если последуют за ним, то их ждут и позор и смерть. Смерть.

Но к тому, что последовало, они не были готовы. В мозгу убийцы в одежде священника сверкали молнии, зажигавшие его сумасшествие. Его темные глаза сверкали бешеным огнем, который могло погасить только успокаивающее его натуру насилие – незамедлительная, жестокая, страшная месть за поругание святой цели... Убить вероотступников! Шакал метнулся к кипе газет, выхватил из-под рассыпавшихся страниц смертоносный автомат и проревел:

– Стоять!

Никто не выполнил его Приказ, и внешние импульсы психопатической энергии захватили убийцу. Шакал несколько раз нажал на спуск, и все мужчины и женщины упали, скошенные автоматной очередью. Еще не затихли стоны, а убийца уже выскочил из помещения склада; он стрелял из автомата очередями, продолжая убивать случайных прохожих, проклиная всех и грозя адскими муками всем вероотступникам.

– Предатели! Шваль! Мусор! – вопил обезумевший Шакал, перепрыгивая через трупы. Он бежал к автомобилю, который позаимствовал у КГБ и его недостаточно профессиональной группы наблюдения. Ночь закончилась, начиналось утро.

Телефон в номере «Метрополя» даже не зазвонил, а тревожно взорвался. Обеспокоенный Алекс Конклин открыл глаза, мгновенно стряхивая с себя остатки сна, и протянул руку к дребезжащему на ночном столике аппарату.

– Алексей, будь на месте! Никого не пускайте в номер и приготовьте оружие!

– Крупкин?.. О чем, черт побери, ты говоришь?

– Взбесившийся пес сорвался с цепи и носится по Москве.

– Карлос?

– Он сошел с ума. Застрелил Родченко и зверски умертвил двух наших агентов, следивших за генералом... Их тела около четырех утра нашел крестьянин. Его разбудили своим лаем собаки. По-видимому, ветер донес запах крови.

– Боже, он перешел грань разумного... Но почему ты думаешь...

– Одного из наших агентов, пытали, перед тем как убить, – прервал его офицер КГБ, с полуслова понимая, что Алекс имеет в виду. – Он вел машину, которая везла нас из аэропорта. Этот парень, был моим протеже – с его отцом мы жили в одной комнате, когда учились в университете. Достойный молодой человек из хорошей семьи... Он оказался совершенно не подготовлен к тем испытаниям, через которые ему пришлось пройти.

– Ты думаешь, он мог рассказать Карлосу о нас?

– Да... И еще кое-что. Около часа назад на улице Вавилова из автомата были расстреляны восемь человек. Это была настоящая бойня... Одна из них – диктор телевидения, – умирая, сказала, что убийцей был священник из Парижа, называвший себя монсеньером.

– Иисусе! – взорвался Конклин, перекидывая ноги через край постели и разглядывая обрубок, когда-то бывший его ногой. – Это были его кадры.

– Именно, что «были», – сказал Крупкин. – Я ведь говорил тебе, что такие рекруты покинут его при первом признаке опасности. Понимаешь?

– Я разбужу Джейсона...

– Алексей, послушай!

– Что? – Конклин зажал трубку подбородком и потянулся за протезом.

– Уже сформирована группа захвата, состоящая из мужчин и женщин в штатском: сейчас они получают инструкции и вскоре появятся у вас.

– Отлично.

– Но мы намеренно не предупредили персонал гостиницы и милицию.

– И правильно сделали! Глупо было бы поступить иначе, – перебил его Алекс. – Шакала обязательно надо взять здесь! Если кругом будут люди в форме, а служащие начнут вопить в истерике, нам его никогда не поймать. У Шакала глаза даже на коленях.

– Послушай, что я тебе скажу, – сказал советский офицер. – Никого не впускайте, держитесь подальше от окон и будьте осторожны.

– Естественно... Что ты имеешь в виду, когда говоришь «держитесь подальше от окон»? Шакалу нужно время, чтобы выяснить, в каком номере мы находимся... Он должен опросить горничных и дежурных по этажам.

– Извини, дружище, – не дал ему договорить Крупкин, – как ты себе это представляешь: благостный священник спрашивает администратора о двух американцах? И все это происходит ранним утром, во время суеты в холле?

– Да... Даже для параноика это слишком.

– Вы живете на верхнем этаже, а напротив вас – крыша административного здания.

– Должен признать, что ты быстро соображаешь.

– Во всяком случае быстрее, чем этот болван с площади Дзержинского. Я мог связаться с вами давным-давно, но мой комиссар Картошкин позвонил мне всего две минуты назад.

– Я разбужу Борна.

– Будь осторожен...

Конклин не выслушал последнего напутствия своего советского коллеги, потому что положил телефонную трубку. Он приладил протез и осторожно завернул лямки вокруг лодыжки. Открыв ящик столика, он вытащил автоматический пистолет модели «буря» – специальное оружие для сотрудников КГБ – с тремя запасными обоймами. Это был единственный автоматический пистолет, на котором можно было легко установить глушитель. Глушитель откатился к передней стене ящика; Конклин вытащил его и прикрутил к стволу пистолета. Натянув брюки, он сунул пистолет за пояс и направился к двери. Открыв ее, он прохромал в гостиную, где его поджидал Джейсон.

– Это, должно быть, Крупкин звонил, – сказал Борн.

– Да. Будь добр, отойди от окна...

– Неужели Карлос?! – Борн мгновенно отступил назад и, обернувшись к Алексу, спросил: – Он знает, что мы в Москве? Он знает, где мы?!

– Все говорит в пользу положительных ответов. – Конклин передал Джейсону информацию Крупкина. – Что ты думаешь по этому поводу? – спросил он.

– Шакал взбесился, – тихо ответил Джейсон. – Когда-то это должно было случиться. Бомба с часовым механизмом, заложенная в его голове, наконец взорвалась.

– Я тоже так думаю. Его московские кадры оказались иллюзией... Они, наверное, послали его куда подальше – вот он и взбесился...

– Я сожалею, что погибли люди, мне искренне жаль, – сказал Борн. – Лучше было бы, если бы это случилось как-то по-другому... Но расстраиваться из-за того, что у него крыша поехала, я не могу. Он накликал на себя то, чего желал мне: окончательно свихнулся.

– Круппи говорит то же самое, – добавил Конклин. – Шакал охвачен психопатическим желанием вернуться и убить тех людей, которые первыми обнаружили, что он маньяк. Так, если он знает, что ты здесь – ему наверняка известно это, – значит, его страсть должна удовлетвориться: твоя смерть как-то заменяет его собственную, дает ему какой-то символический триумф.

– Ты слишком много общался с Пановым... Интересно, как он себя чувствует?

– Не волнуйся. Я звонил сегодня утром в три часа, или в пять часов по парижскому времени, в больницу. Возможно, у него будет частичный паралич – левая рука и правая нога... Врачи считают, что он все-таки выкарабкается.