Сергей Бакшеев - Дирижер

В эту ночь он долго сидел у догорающего костра, тыкал в огонь палкой и наблюдал, как раскаленные искры взлетают в черное небо. В первые секунды крохотные искры соперничали по яркости с небесными звездами, а затем исчезали в небытие.

Костер окончательно потух, ночное небо придавило темным подбрюшьем пляж, в море поблескивали капли лунных слез. Шорох размеренных волн убаюкал бы любого, но Дирижер не мог спать. Он поднял взор к самой яркой звезде и завыл. Вытянутое горло и приоткрытые губы извергали тонкий и тихий вой, созвучный его настроению. Так он с детства звал сестру-двойняшку, и вторая половинка его души всегда откликалась, даже если их разделяли стены, преграды или сотни метров. Окружающее пространство становилось прозрачным для их слуха, всё лишнее исчезало, и они разговаривали.

Теперь он остался один, сестра не могла откликнуться, но Дирижер взывал и взывал к ней, пока не рухнул от бессилия. Сана явилась к нему во сне, что-то говорила, но к своему ужасу он ее не слышал. Проснувшись, он не сразу увидел отблески солнца на море. Перед его взором плавал солнечный облик сестры с кровавыми ранами на голове от удара кастета.

Последующие три дня Дирижер прослушивал СТО «Южная», дом Беридзе и другие места, где раньше бывал Георгий Давиташвили. Никаких звуковых следов убийцы родной сестры он не зафиксировал. Из подслушанного телефонного разговора Отара Гурамовича с родственниками Дирижер узнал, что Георгий испугался мести и улетел в Москву. Значит, и его путь лежит туда.

Дирижер добрался в столицу поездом. Несколько дней поисков убийцы привели его на стадион «Лужники», где 20 октября 1982 года футбольный «Спартак» играл важный матч с голландцами. Многочасовая сосредоточенность на пределе возможного — и он услышал среди тысяч глоток болельщиков единственную цель — голос убийцы. Георгий Давиташвили присутствовал на стадионе.

Чтобы лучше слышать, Дирижер вынужден был обнажить на морозе грудь. Он промерз, почувствовал озноб и поднимающуюся температуру. Настой шиповника из термоса придал ему силы для решающей звуковой атаки. Он устроил на скользких ступенях стадиона смертельную давку, но в этот момент уже плохо контролировал себя.

На выходе с футбольной арены началась паника. Народ поскальзывался, падал, но упорно стремился вперед, давя друг друга. Хрустели ребра, глаза вылезали из орбит, сдавленные люди не могли вздохнуть и умирали от удушья на свежем морозном воздухе.

Дирижер мог посчитать погибших по числу остановившихся сердцебиений, но прислушивался лишь к одному сердечному ритму — сердцу кровного врага. Убийца сестры хоть и упал одним из первых и не в силах был подняться, но оставался жив.

И Дирижер продолжил нагнетать страх, гнать толпу к эпицентру свалки. Все оставшиеся силы он направил на то, чтобы расправиться с левшой, намеренно убившем его сестру ударом кастета в голову. Тогда хрустнули ее кости, сейчас убийца должен испытать то же самое на себе.

Дирижер ждал этот звук и наконец услышал. Обезумевшие люди раздавили убийце грудь, сломанные ребра пробили легкие, Георгий Давиташвили задохнулся кровью и испустил дух.

Санат бессильно опустился на бордюр. Он отомстил, закончил дирижировать. Но паника на стадионе продолжалась.

Неожиданно футбольная арена взревела от восторга. «Спартак» в добавленное время забил второй гол. Уходившие с трибун, остановились. Те, кто отошел недалеко, вернулись на арену. Болельщики криками радости приветствовали любимую команду, а тем временем на роковой лестнице выли от боли, стонали, задыхались и безмолвствовали сотни тел.

Остатки сил покидали Дирижера, слух отказывал ему. Враг повержен, игра закончилась, и радостная толпа вновь ринулась со стадиона на скользкую бетонную лестницу.

«Хватит! Стойте! Остановитесь!» — хотелось крикнуть Дирижеру, но из его груди вырвался лишь тихий хрип. Он пошел к лестнице, сделал несколько неуверенных шагов, размахивая руками — остановитесь!

Кто-то с диким взглядом в разорванной одежде вырвался из давки и сбил его с ног. Санат упал у подножия лестницы и последнее, что слышал — хруст раздавленного в сумке термоса. В его глазах помутнело, грудь охватил жар, тело заколотилось от озноба, и он потерял сознание.

Очнулся Санат Шаманов на больничной койке. Сначала он услышал голоса медсестер, позвякивание шприцев в стальных лотках, хруст вскрываемых ампул и мужские стоны. Затем открыл глаза и увидел белый потолок с рядами люминесцентных светильников. Санат пошевелил руками, ногами, боли не почувствовал, дотронулся до лица и скривился. Кажется, на щеке огромный синяк. Он приподнял голову. На соседних кроватях лежали замотанные в бинты больные.

— Пить, — попросил Санат и закашлялся.

Его заметили. Медсестра подсунула ко рту трубочку, через которую можно было всасывать воду. Он пил, но не чувствовал насыщения, вода словно испарялась в жарком теле.

— Товарищ полковник, еще один пришел в себя, — доложила медсестра кому-то в коридоре.

К Санату подошел худощавый седовласый мужчина в накинутом на костюм медицинском халате. Мужчина придвинул стул и сел в изголовье кровати.

— Как тебя зовут? — спросил человек в штатском, мало похожий на врача.

— Самородов. Антон Самородов.

Дирижер уже не первый раз называл себя этим именем. В свое время Самородов приобрел несколько поддельных удостоверений: работника искусств, звукорежиссера, кинооператора «Мосфильма» — и спрятал их во дворе съемного дома. Документы пригодились Шаманову после побега.

— Антон, ты помнишь, что вчера случилось?

Голос Дирижеру показался знакомым. Он выгадывал время, чтобы собраться с мыслями.

— А вы кто?

— Полковник Трифонов. Сергей Васильевич.

Ну конечно, перед ним тот самый полковник КГБ, который сначала использовал Сану под оперативным псевдонимом Вокалистка, а потом хотел сжечь ее в деревенском доме.

— Зачем в больнице полковник? — выразил удивление Дирижер.

— Разбираюсь в произошедшем. Расскажи, Антон, о вчерашнем вечере.

— Футбол. Лужники, — промямлил Санат.

Он вспомнил, как мстил убийце: свой крик, панику болельщиков, падение, давку. Оставался вопрос: что известно полковнику?

— А еще, что ты помнишь?

— «Спартак» выиграл. Я завопил, как все, — признался Дирижер.

— Ты тоже выиграл. Счастливчик.

— Не понимаю. — Санат закашлял, втянул воду из трубочки и пожаловался: — В груди жжет и голова чугунная.

— Простудился на похоронах, — без тени улыбки пошутил Трифонов.

— А это? — Санат коснулся припухшего синяка на лице.

— Ерунда. Тут люди с ужасными переломами, а там… — Полковник нахмурил брови и тяжело вздохнул: — Ты поскользнулся при выходе со стадиона. Вспоминаешь?