Герман Матвеев - Сборник повестей Дела давно минувших дней

— Нет, — спохватился мальчик. — Настя, не знаешь ли ты, где Арина с Семеновки?

— Ну, а если и знаю, то что?

— В Семеновке теперь ей делать нечего, — добавил Помелов.

— Передам. А если пожелает — сама придет.

Настя покосилась на спящую в углу подругу. Посыльные не узнали ее в темноте.

— Заодно скажи еще Савелию Ивановичу… знаешь, безногий с хутора?.. Найди его обязательно и скажи, чтобы к нам перебирался. Скажешь?

— Скажу, если найду нужным, — нетерпеливо ответила Настя. Она начала бояться, как бы не проснулись спящие, не ушли бы к Вихареву. Без них она теперь как без рук. — Все теперь. Пойдемте, я провожу вас немного.

Втроем спустились по оврагу. Светало. Увидев в руках Васьки консервные банки, Помелов радостно притопнул несколько раз ногой.

— Эх! Жить будем и гулять будем… Вот удружила!

Банки рассовали по карманам. Простились.

— Ну, Вася, прощай. Если что случится, не поминай лихом, деда помни и где только нужно, мсти убийцам. На рожон сам не лезь. Лучше редко, да крепко.

— Хорошо сказано, — согласился Помелов, пожимая руку молодой женщине. — Коротко и ясно!

— Если живы будем, снова сойдемся… Да, чуть не забыла. Скажи еще Вихареву, что выследил вас и немцев привел Василий, Мельников сын. Но пускай о нем не беспокоится. Мы предателя сами судить будем по закону, даром ему это не пройдет.

— Шкуру надо снять с гада! — скрипнув зубами, сказал Помелов. — Чуть весь отряд не пропал. Не придумай Васька на деревьях спрятаться, не было бы нас теперь в живых.

— Слышала, Настя?

— Слышала, Вася. Ты молодец. Остался бы с нами — начальником разведки назначила.

— Ну да?

Васька большими жадными глазами посмотрел на тетку. Соблазнительное предложение… и если бы в этот момент не вмешался Помелов, кто знает, может быть, он остался бы в овраге и судьба его повернулась в другую сторону.

— Ему нельзя уходить. Теперь он официально зачислен в списки. Дезертиром будет считаться, если уйдет.

— Да! Я без спроса не могу, Настя, — подтвердил мальчик с явным сожалением.

— Пойдем, Вася. Тут можно весь день простоять.

Расстались. Настя вернулась в землянку. Партизаны направились к условленному месту. Горькое чувство на душе у Васьки скоро прошло. Соблазнительное предложение Насти он позабыл, как только услышал гул самолета. Бреющим полетом прошли недалеко над лесом немецкие «мистершмитты».

— Нас потеряли, — заметил Помелов.

Самолеты развернулись, ушли куда-то в сторону. Несколько раз гул их то приближался, то стихал.

— Пускай теперь ищут иголку в стоге сена, — добавил он, когда жужжание моторов окончательно стихло.

Васька шел, не слушая друга, целиком занятый своими мыслями. Впереди его ждали новые приключения, ожесточенные схватки с немцами. Надо придумать какие-нибудь хитрые ловушки для врага. Ведь он теперь полноправный боец, ему будут давать интересные и опасные поручения…

Повесть «Грозный лес» написана в очень тяжелое время, в Ленинграде во время блокады в 1941-42 гг. и была передана в журнал «Звезда», готовилась к печати, но… кто-то из цензоров не пропустил. Герман Матвеев хотел ее снова предложить во времена Хрущева, но не успел, так как умер скоропостижно 6 декабря 1961 года. По жанру повесть приключенческая и довольно остросюжетная.

Е. Г. Недорубова

Короткий день быстро угасал, и на потемневшем небе кое-где робко мигали звезды.

Дым из трубы топившейся печки столбом поднялся вверх и застыл без движения.

В учительском доме зажгли елку. Огоньки свечей двоились на заледеневших стеклах, переливаясь разными цветами.

Несмотря на стужу, околоточный Кандыба шел неторопливо, прислушиваясь к своим собственным шагам.

Снег под ногами скрипел ну совсем как новые сапоги.

Под горой заиграла гармонь, и девичий голос звонко запел:

“Не ходите, девки, в лес,

Не пугните лешего…”

Пели далеко, но в сухом морозном воздухе отчетливо доносилось каждое слово. Девица разухабисто, задорно выкрикивала слова. И, наверно, шла она впереди компаний, широко размахивала руками и в такт песне притоптывала по укатанной дороге.

“Мне подружки говорили,

А я не послушала.

Собаки царские грозили…”

Не закончив частушку, голос вдруг взвизгнул их звонким смехом рассыпался по всему поселку. Затем послышался мужской голос, звук гармошки оборвался и все стихло.

С первыми словами песни околоточный остановился и стал вслушиваться. Кандыба был местным жителем и знал всех наперечет в рабочем поселке.

Последняя фраза, слов которой не удалось узнать, была, наверно, оскорбительна и имела прямое отношение к полиции.

— Копейские гуляют, — пробормотал околоточный, неодобрительно покачав головой.

Полюбовавшись с минуту на игру огоньков в окнах учительского дома, Кандыба тяжело вздохнул и снова зашагал вниз по улице.

Главный поселок расположился на горе. На самом верху горы стояла белая, накрытая зеленым куполом, как шапкой, церковь.

Церковь построена недавно. Кандыба хорошо помнил, как он в компании с другими угланами (так называют на Урале мальчиков) целые дни проводил на строительстве. Помнил, как они подносили кирпичи густобородым каменщикам, месили для них известку с песком и как попадало им дома за то, что вечерами приходили перемазанные с ног до головы. Зато потом, когда церковь была построена и освящена, их часто пускали на колокольню. С какой гордостью лазали они по узкой лесенке на самое, как им казалось, небо и подолгу стояли там присмиревшие, подавленные величественной панорамой!

Со всех сторон на церковь надвигались Уральские горы, как громадные окаменевшие волны. Казалось, что каждое мгновение они могут прийти в движение и тогда, столкнувшись где-то здесь, внизу, поднимут колокольню на еще бльшую высоту.

Горы, как мохом, обросли лесом, и только далеко на горизонте вершины их были голыми. Ближние ряды гор особенно хорошо видны. Местами они срезаны и отвесно спускаются к маленькой, но бурливой речонке. Такие утесы называют здесь просто камнями: Белый камень, Красный камень.

Во все стороны от церкви стекают улицы. Кроме церкви и жилых домов, тут стоят лавки, школа, больница, управление копей или иначе — контора.

Вокруг главного поселка, в двух — трех верстах, разбросаны другие. Справа Заречное. Немного левее — в одну шеренгу дымят угольные печи, а за ними домики рабочих. Еще левее — заброшенные шахты с темными поломанными вышками и поселок Луньевка. В долине, около плотины, огнедышащая домна и небольшой завод, а под ним по всей горе лепятся домики поселка под названием Доменный угор. Влево “Княжеские копи”, а чуть подальше “Княгининские”. Рабочие бараки, наскоро построенные между пней недавно срубленных деревьев, поставлены ровной линией в три ряда между копями.