Герман Матвеев - Сборник повестей Дела давно минувших дней

Обстановка на границе складывалась не в пользу пограничников.

Двое часовых и пулеметное отделение против семнадцати нарушителей, вооруженных маузерами и гранатами, днем были бы силой, а сейчас вести бой мешала темнота.

Пулемет Яковенко работал без отказа, но стрелять приходилось наощупь, по направлению.

Мушка и прорезь прицела у пулемета и у винтовок сливались с темнотой.

— Лежат? — шептал помощник пулеметчика.

— Лежат… чтоб им повылазило… — ответил Яковенко, не спуская глаз с силуэта возвышенности. — Ползком будут перебираться… Эх, не упустить бы…

Яковенко совсем забыл про опасность, его охватил азарт охотника, и, не обращая внимания на свистящие пули, он поминутно выглядывал из-за щита.

— Расползлись… бисово отродье… — ворчал пулеметчик.

— Яковенко, а чего они ждут?

— А кто их знает.

— Они подкрепления ждут.

— Не-е… откуда подкрепление?

— А вдруг это война? Вдруг за ними армия идет?

— По болоту-то?

— Ну по болоту батальон вполне пройдет, со щитами…

— Пускай пойдут, — будем биться.

Внезапно Яковенко отпустил ручки пулемета и ткнулся головой в дерн.

— Ты что? Яковенко!.. Слышь!.. Ранили?..

Яковенко молчал. Помощник затормошил его…

— Пусти… — И помощник потянулся к пулемету.

— Не-е… голова закружилась трошки, — сквозь зубы сказал Яковенко, отстраняя помощника.

— Ранили?

— Не… так. Готовь новую ленту. Много в этой осталось?

— Штук двадцать.

— Сейчас мы их потратим… вон ползет… Куда, куда?.. — шептал он и пропустил оставшуюся ленту. Фигура кубарем скатилась вниз. Яковенко быстро перезарядил пулемет и стал напряженно ждать. Шея у него онемела, голову повернуть было больно…

«Контузили», — подумал пулеметчик.

…Гришин лежал около дерева и изредка стрелял. Он быстро понял обстановку. Слева пулемет отрезал нарушителям путь к отступлению, а его задача не дать перебежать высоту, которая могла бы прикрыть нарушителей от пулемета. Шагах в десяти лежал Симонов.

— Гришин, Гришин, — послышался сзади шепот командира пулеметного отделения.

— Я.

— Патроны есть?

— Есть.

— Так и держи, только после двух-трех выстрелов место меняй. Понял? Я пойду к пулемету, чего-то они в его сторону ползут. Держись крепче, браток. Не выпустим, все равно… Так место-то меняй обязательно.

— Есть.

Впереди показалось подозрительное черное пятно. Гришин выстрелил, перезарядил и снова выстрелил. Приподнялся, нагнулся и, прячась за деревья, побежал вправо…

— Симонов, меняй место, — бросил он на ходу своему подчаску.

Пробежав шагов пятьдесят, Гришин наскочил на пень и устроился за ним. Место оказалось еще удобнее. Охраняемая высота четко вырисовывалась на фоне тумана. Совсем близко от него лег Симонов.

— Гришин, — тихо окликнул он товарища, — здесь даже видней…

Но не успел пограничник ответить, как недалеко от них ахнул взрыв. Они повернули головы и поняли, что граната была предназначена для них.

«Вот зачем нужно менять место», — подумал Гришин.

Когда у врага отрезаны все пути и надежды на спасение почти нет, в такие моменты враг лезет напролом, забывая обо всем на свете. Это понимал Жуков и чувствовал, что такая минута наступает. «Они бросятся в атаку на Яковенко и закидают его гранатами», — думал он, перебегая на новое место. Нарушители стреляли часто и беспорядочно. То тут, то там вспыхивали огоньки выстрелов. Сил засады враги не знали, но предполагали, что пограничников значительно больше. Пограничники часто меняли места, и стрельба велась из многих точек, это сбило нарушителей с толку. Добежав до пулемета, Жуков скомандовал:

— Яковенко, переменить позицию. Живо!..

Он взялся за хобот пулеметного станка и потянул его.

— Не разряжай. Влево иди… влево…

Яковенко подхватил пулемет на руки.

Помощник вытащил из коробки часть ленты и побежал рядом.

Жуков метнулся в сторону и лег.

— Стой! — крикнул он что было силы.

Выстрелы замолкли.

— Сдавайтесь! — также громко предложил Жуков. Наступила тишина. Но вот из темноты заговорил кто-то густым басом на чистом русском языке:

— Где мы находимся?

— В Советском Союзе, — крикнул Жуков. — Сдавайтесь, а не то хуже будет.

Снова молчание.

— Мы заблудились, — прервал тишину бас. — Предлагаем прекратить стрельбу и дать возможность нам вернуться назад.

— Это вы дяде расскажите. Сдавайтесь!

— Если вы обещаете вернуть нас назад.

— Министр ваш пускай хлопочет. Сдавайтесь!

— Просим десять минут для решения.

— Десять минут — можно, — согласился Жуков. Командир до боли в глазах всматривался в темноту. Еле заметные фигуры зашевелились. Они чего-то задумывают. Жуков понял: согласие на десять минут перемирия было ошибкой.

— С места не сходить! — крикнул он, заметив, что движение у неприятеля усилилось.

Прошло минут семь. Вдруг одна за другой ухнули гранаты за спиной Жукова, там, где раньше находился пулемет. Третья разорвалась почти рядом, забросав грязью командира. Четвертая, пятая… Защелкали выстрелы. Нарушители бросились напролом. Не обращая внимания ни на пулемет, ни на сильный огонь, они кидали гранаты, рассчитывая произвести панику и перебежать возвышенность.

«Ушли… прорвались», — подумал Жуков, лихорадочно обтирая лицо, залепленное грязью. Стреляли отчаянно. Жуков не мог понять, откуда столько стрельбы. Вдруг до его слуха долетел знакомый голос Киселева:

— Назад! Ложись!.. Огонь!

«Наши пришли…» — обрадовался командир и вскочил на ноги.

Нарушители, не добежав до вершины, покатились вниз, в лощину, на старое место.

Жуков бросился к пулемету.

— Номер не удался, — пробормотал Яковенко, заметив фигуру командира.

— Фомичев, беги на пост… там начальник, скажи — для связи. Узнай, какие приказания будут… — обратился Жуков к помощнику пулеметчика и, когда тот встал, заменил его у пулемета. — Разомнись, голуба… бегом, бегом… да пригибайся…

Лейтенант повел наступление, сжимая кольцо вокруг нарушителей. Переменив позицию пулемета и заняв беспокоившую всех высоту, он правым флангом стал отжимать разбежавшихся по всему полю нарушителей. Принесли двух раненых. Обыскав их и наскоро наложив повязки, лейтенант написал записку и отправил Симонова на заставу.

На предложение сдаться нарушители ответили огнем. Снова завязалась упорная перестрелка, но опасность прорыва была ликвидирована.

В канцелярии заставы писарь Лебедев сидел у телефона и сообщал в комендатуру чуть ли не о каждом выстреле.

— Алло! Париж… Опять ружейная стрельба. Нет… пулемет молчит. Вот… пулемет заработал. Погоди-ка… Кажется, граната ухнула. Нет, не снаряд. Я знаю… Снаряд с треском рвется. Стихли. Что? Политрук? Политрук минут пятнадцать как ускакал к болоту. Грузовик за ранеными отправляем. Можешь быть спокоен… Если Яковенко стреляет, будут и раненые.