Герман Матвеев - Сборник повестей Дела давно минувших дней

По двору, в склад и обратно, бегали девушки с тюфяками, с кроватями. Из коридора доносился голос старшины:

— Эх-эх, помощнички! Таня, командуй. Кто подметет пол? Осторожно, Нюра, не зашиби.

В ленинском уголке оборудовался временный лазарет. Старшина мобилизовал девчат, и они с готовностью принялись за дело. Разбились на две группы; одной командовала Таня, другой — сам старшина.

— Проветрить надо, — распоряжалась Таня. — Зина, открой окна.

Открыли окна.

С чемоданчиком в руках вошла Варвара Кузьминична.

— Это что за девушки?

— С вечеринки остались. Добровольцы.

— С корабля на бал попали, значит… то есть, наоборот. Ну, кончайте скорей.

Девушки быстро убрали скамейки, постлали койки и окружили врача, ожидая новых распоряжений. Варвара Кузьминична, надев халат, неторопливо вынимала пузырьки, инструменты, бинты и раскладывала все на столе.

— Девушки, кто из вас крови не боится? — спросила врач. — Ну, что ж вы молчите?

Девчата замялись.

— Я братишке руку перевязывала, когда он косой обрезал, не боялась, — отозвалась Таня.

— Как тебя зовут?

— Таня.

— Хорошо. Еще кто?

— Я не боюсь. Меня Зиной зовут, — выступила вперед девушка.

— Вот что, Таня и Зина. Идите на кухню и мойте руки, но мыть надо щеткой с мылом, горячей водой. Когда вымоете, ни к чему не притрагивайтесь. Понятно? Остальные шагайте в склад, там получите халаты. Старшина, халаты всем и запасных десяток. Перевязочный материал пришлите.

— Есть. За мной, девчата.

Оставшись одна, Варвара Кузьминична зажгла спиртовку и поставила кипятить инструменты. Таня вернулась с двумя большими тазами.

— Поставь сюда. Так. Хорошо.

С границы донеслась частая перестрелка.

— Во как! Не бойся, девушка. Смотри на меня.

Врач оглянулась. У Тани по щекам катились крупные слезы.

— Ты что, девочка?

— Его убьют… — прошептала Таня.

— Э-э-э… вот оно что! — догадалась Варвара Кузьминична. Привлекла к себе девушку и обняла ее. — Не надо, не надо… Никогда прежде времени не волнуйся. Разве что-нибудь случилось? Они там великое дело делают. Родину защищают. А тут слезы… Слезы для них оскорбительны.

— Так я же понимаю…

— Иди-ка лучше руки мой… Как следует. Иди, иди.

Таня ушла.

Варвара Кузьминична проводила девушку ласковым взглядом и подошла к столу.

В лазарет, шумно переговариваясь, вошли в халатах девушки, и в комнате сразу стало белей и как будто светлей.

У Гришина от усталости и напряженного вглядывания в темноту прыгали перед глазами разноцветные звездочки и мешали наблюдать. Наступившая тишина казалась тяжелой, она придавила людей к земле — не встать.

Гришин прислушался, закрыв на минуту глаза. Рядом на сосне поскрипывал жук-дровосек, в стороне пугливо пискнула птица. Сбоку послышались осторожные шаги и топот:

— Гришин… Гришин…

— Сюда, Симонов, — отозвался вполголоса часовой.

Две тени направились к нему и легли по бокам.

— Это кто? — спросил Гришин.

— Я, Крокет, я на грузовике приехал.

— A-а… ты зачем?

— Где начальник?

— Начальник влево.

— Не стреляют? — глядя на черневшую внизу лощину, спросил повар.

— Какое стрелять, — теперь, наверно, мечтают, как бы лататы задать, — ответил часовой.

— Много их в живых-то осталось?

— Не знаю.

— Я к лейтенанту пойду, — сказал Крокет и, прячась за деревьями, скрылся в темноте.

— Смотри, Симонов… я что-то ни черта не вижу, — тихо проговорил Гришин. Он закрыл глаза и положил голову на приклад винтовки.

— Ничего не видно… Лежат?..

— Лежат. В лощину их загнал начальник, — не поднимая головы, ответил часовой.

— Внимание! — раздался слева голос лейтенанта.

Гришин поднял голову. Звездочек перед глазами уже не было.

— Предлагаю сдаться, — продолжал лейтенант. — Вы окружены и никуда не уйдете.

Нарушители молчали.

— До утра будем лежать… не сдаются, — сказал Гришин. — Неужели еще надеются?

Справа раздался треск веток. Бойцы насторожились. Прямо на них шла группа людей. Еле слышно звякала разматывающаяся катушка. Кто-то тянул провод телефона.

— Кто идет? — спросил Гришин.

— Свои, — отозвался из темноты голос политрука. — Где начальник?

— Начальник слева.

Когда группа людей подошла к лежащим, Гришин узнал в одном из них помощника коменданта участка. Это был высокий, худощавый, с большими пушистыми усами человек. Красноармейцы его любили, но немного побаивались: он иногда задавал неожиданные вопросы, проверяя знания бойцов, и плохие ответы вышучивал так, что все покатывались со смеху. А не ответивший боец стоял красный, искренно желая провалиться сквозь землю, и уж в другой раз непременно отвечал на «отлично».

Помощник коменданта огляделся и, нагнувшись к лежавшему бойцу, спросил:

— Как ваша фамилия?

— Гришин, боец третьего взвода, первого отделения, товарищ капитан, — тихо ответил часовой.

— A-а… узнали. По каким признакам узнали?

— По росту, товарищ капитан.

— По росту… так, так. Да, рост у меня выше нужного, ростом родители наградили, не постеснялись, — говорил капитан, внимательно оглядывая местность.

Гришин чувствовал, что капитан, разговаривая с ним, думает совсем о другом.

— Ну, а что противник?

— Молчат, товарищ капитан.

— Так. Молчат. Соли на хвост насыпали, они и замолчали. Я останусь тут, — решил капитан. — Мы тут с Гришиным командовать будем. Товарищ политрук, найдите лейтенанта, передайте, что я здесь, и узнайте, не вызвать ли помощь.

Политрук и разводящий с тремя красноармейцами ушли, а связист занялся установкой телефона.

— Слышал, Гришин? — сказал Симонов. — В случае чего артиллерию могут вызвать.

— Чего они ее будут вызывать? Это все равно, что из пушки по воробьям стрелять… Вот если б полк перешел границу, ну тогда да.

— Это, знаешь, воевать можно. Помнишь, как-то лейтенант на комсомольском собрании говорил, что в случае войны нам недолго придется держать неприятеля, сразу же подойдут наши. Теперь я это на практике знаю… — говорил Симонов.

Вскоре послышались шаги, и из темноты вынырнул пограничник.

— Товарищ капитан, лейтенант сказал, что мы с противником справимся своими силами.

— Ну, хорошо. Можете идти.

Пограничник откозырял и ушел влево. Капитан стоял, всматриваясь в сторону неприятеля.

— Вы бы присели, товарищ капитан, вон за тот пенек. А то вдруг стрельбу откроют.

— Вы думаете, меня заметят? Нет, они меня за ствол сосенки принимают, а в сосенку стрелять нет смысла… Убитые, раненые есть?

— Не знаю, товарищ капитан… У них-то наверное есть, — шепотом ответил Гришин.

— У них есть… Так… Выходит, что сегодня вы массу народа задержали.